Киноуроки Анатолия Мукасея

Кто из нас не смотрел «Берегись автомобиля», «Чучело», «Большую перемену» или «Гардемаринов»? Эти ленты стали народной киноклассикой. Спешу вас обрадовать: все эти фильмы мы видим глазами Анатолия Мукасея. Недавно он побывал в Калуге, и дал замечательное интервью нашим студентам…

Давай замотаем съемку!

— Я работал  с разными режиссерами. Среди них есть те, кто по-настоящему кинематографичен, любит искусство изображения. Рязанов — нет, это актерский режиссер. А вот Ролан Быков, гениальный человек, актер и режиссер — да. Я с ним снял четыре картины: «Внимание, черепаха!», «Телеграмма», «Нос» по Гоголю — космическая картина! — и «Чучело». За последнюю, непростую, со сложной судьбой, мы получили Госпремию.

«Чучело» вздернуло все общество. На просмотре мы стояли у кинотеатра с Роланом рядышком, и наблюдали, как люди выходят из зала с опущенной головой, плачут. И он, глядя на все это, сказал мне: «Толяш, мы сняли легендарное кино».

Он настолько любил изображение, что на съемках «Чучела» мы с ним такое устраивали! К примеру, верчусь я со светом, камерой, кручу что-то, а мизансцена не складывается. Подходит Быков: «Давай замотаем съемку». — «Давай».

И Ролан Анатольевич начинает: «Ой, а у нас машина есть?», и так за сердце хватается. «Чего-то мне нехорошо. Дайте машину, а то, кажется, сердечко прихватило. Я поеду в гостиницу, а вы тут пока поснимайте пейзажи, общие планы. Как все пройдет, я приеду».

Он уезжает, я пока снимаю что-то. Под вечер приезжаю к нему в гостиницу, и мы начинаем разбирать по кадру. На следующий день все получается.

Мы можем снимать? 

— К современным режиссерам, которые любят изображение, относится Сережа Соловьев. Мы как-то отдыхали в одном отеле. Я зашел к нему в номер и увидел, что он сидит, уткнувшись в планшет, на котором штук пятнадцать фото бабочек. Спрашиваю: «Сереж, ты что, энтомологом заделался?» «Я ищу сочетание цветов на крылышках». Он их выбирал для какого-то кадра.

В этот же список режиссеров я могу добавить Андрона Кончаловского, Никиту Михалкова, Светлану Дружинину. Но с ней у меня прокол. Ей нужно работать с актерами, а мне — выстроить кадр.

Наш диалог на съемках выглядит следующим образом: «Анатолий Михайлович, вы готовы?». «Нет, не готов». Через некоторое время: «Вы готовы?».  «Светлана Сергеевна, не мешайте, дайте доделать кадр». Я его все- таки доделываю, и тут же звучит: «Мы можем снимать?»

Когда кадр выстроен и снят, когда он уже на экране, неважно, сколько времени на него было потрачено. Важен результат. И я не разрешу режиссеру сказать «Мотор!», пока не потрачу эти пять-семь минут, чтобы довести кадр до соответствия живописной истории.

Спорил ли я с режиссерами? Да, и при выборе натуры, тоже. Бывает так: природа красивая, а зацепиться не за что. Буквально повернешься — и тут уже какой-то куст интересный: «Давайте сюда». — «Нет, сюда». — «Нет, я уйду с картины». Не всегда у режиссера есть ощущение кадра. Мне противно сидеть у монитора — он ограничивает пространство кадра, каждый из которых живет своей жизнью. Мне нравится быть с кадром наедине.

Я снял более сорока фильмов, все называть не буду. «Берегись автомобиля» и «Дайте жалобную книгу» с Рязановым, «Чучело» с Роланом Быковым, «Гардемарины», «Большая перемена», «По семейным обстоятельствам», «Ловушка для одинокого мужчины», «Дульсинея Тобосская», «Принцесса цирка», «Сватовство гусара».

Одна из последних работ — «Тайны дворцовых переворотов». Это наша история, снятая по документам, которым придана художественная форма. Все, что происходило в России тогда, происходит и сейчас. Если бы наше руководство лучше знало историю, было бы меньше ошибок.

Главная профессия в кино

— Все говорят, что кино делают режиссеры. Неправда! Самый главный человек в кино — кинооператор. Во-первых, потому что мы смотрим кино глазами человека, который находится у камеры. Во-вторых, это единственная кинематографическая профессия.  Режиссеры, актеры могут работать в театре, на ТВ. Кинооператор — нет.

Почему меня считают хорошим оператором? Потому что я во время съемки занимаюсь не только техническими делами, но и живописью. Перед тем, как начинать снимать, я смотрю очень много живописных работ. Я листаю альбом, и нахожу какой-то портрет, который устраивает меня по тону, форме и так далее. Мне кажется, что картина должна быть выдержана в определенной тональности. И во время съемки я стараюсь использовать образы, которые храню в голове.

Фильм состоит из огромного количества кадриков, каждый из которых нужно выстроить композиционно, живописно. Другое дело, что во время съемок не успеваешь все доделать. Хорошая картина ничем не отличается от живописного полотна. Я не умею рисовать, но могу представить, что это такое. Накануне съемок я ложусь спать, закрываю глаза и вижу кадры — какое у них освещение, тональность. У художника есть кисти, а у меня есть свет. На съемках я стараюсь создавать отдельные живописные полотна. Поэтому во многих моих картинах можно распечатать отдельные кадры и поставить их в рамку.

Чуть пониже голову

— Все мои фильмы сняты на пленку. Сейчас от нее отказываются, и жаль, потому что пленка лучше передает энергетику тех людей, которые работают на съемочной площадке. Именно поэтому, благодаря этой энергии, такие картины живут долго. С цифрой хуже, хотя быстрее и проще. Тем не менее, сейчас практически на пленке не снимают.

На съемках на пленку иногда настаивают актрисы — такие примеры есть в США. Ведь в кино главное, чтобы женщины были красивыми. Поэтому все актрисы любят операторов. Они понимают, что их красота зависит от человека, который стоит за камерой (Смеется.). Любая из них становится такой послушной, когда оператор говорит им: «Носик правее, чуть пониже голову».

Самые профессиональные актрисы, которых я снимал — это Наташа Гундарева, Люся Гурченко. После моих замечаний, режиссер ей говорил: «Люсь, ну тебе же будет неудобно в этом положении поворачиваться». — «Светлана Сергеевна (*Дружинина), не ваше дело».

Оператор — профессия не болтливая, а деловая. Она очень тяжела физически. Потому что снял кадр — все могут отдыхать, а оператор убирает камеру, ставит тележки, свет.

На ТВ что-то происходит

— На телевидении что-то стало туго с операторской работой. Процесс строится так: «Чуть повыше, нет, немного ниже. Покрупнее… Все, можем снимать». Нужна ночь? «Ладно. На компьютере сделаем». Все это ерунда. Что было заложено на съемочной площадке, то и останется в кадре.

Сейчас на телевидении снимается много фильмов, от которых остается ощущение, что их снимал один и тот же оператор с тем же режиссером, актерами. А сам фильм — продолжение все той же мутоты, которую показывают ежедневно. Они какие-то скучные, все одинаковые. Нет, к сожалению, картин, где хотелось бы подражать герою. Американцы это умеют делать — мол, какие мы герои. У нас этого нет, и это неправильно.

Была хорошая работа Валерия Тодоровского, снятая для ТВ — сериал «Оттепель», про те времена. Он точен по атмосфере и по актерскому исполнению, притягателен. Но это редкость, когда даже не жившие в это время люди, могут почувствовать его дух.

Разумеется, условия телесъемок сегодня очень жесткие. За день нужно снять огромное количество материала, потому что техника это позволяет.

Когда я начинал снимать, аппаратура, ДИГи, весила по 25 кг, ее поднимали четыре человека. А если хотелось снять в движении, то приходилось грузить на телегу еще какой-нибудь штатив, дугу. У меня есть фото: я в центре, а надо мной — огромное число ДИГов. Потому что чувствительность пленки была очень низкой, и все время приходилось подсвечивать.

Раньше были нормы, сколько метров нужно снять в день. Если в фильме участвовали дети или животные, норма снижалась. Поэтому частенько во взрослые сцены режиссеры вставляли ремарки, на заднем фоне должен был пробежать ребенок. Или собачка. Потом их в картине не было.

Я считаю, что работал в хорошие времена, когда искусству оператора придавали большое значение. Меня учил потрясающий педагог Гальперин, который снял «Трактористов». Он нам, студентам, рассказывал не как снимать, а расспрашивал про книги и живопись.

Наталья КОНСТАНТИНОВА.

(Окончание следует).