Весёлые командировки

О чем хочется написать журналисту, у которого за плечами более полувека работы в газете? Сколько всего пройдено! Это и тысячи интересных тем, еще больше встреч с  необыкновенными людьми. А можно ли сосчитать километры дорог, которые всякий раз были разные, порой неожиданные.

Но сегодня, в день рождения любимой газеты, почему-то захотелось вспомнить веселые, порой нелепые, командировки, о которых в газетных статьях писать было не принято. Почему-то наши партийные кураторы в советские времена юмор особо не жаловали. Факты, факты, изложенные грамотно, с глубоким смыслом, тем более без акцента на персону самого автора.

Итак, начну с самого начала, принеся извинения за анонимность отдельных имен. Старт моей журналистской карьеры пришелся на областную молодежную газету. Местом ее прописки был Танеевский зал (тогда –  клуб КЖД). Там моим строгим учителем и большим другом стал Юрий Соляников, выбравший меня из многочисленного  числа работников обкома комсомола, несмотря на то что тогда специального журналистского образования у меня не было.

Его обучение началось весьма нестандартно – самые запутанные ситуации он непременно поручал распутывать мне. Сама удивляюсь, как это у меня довольно легко получалось! Но, слушая на планерках похвалу шефа, я и не предполагала, что партийное руководство имело  по поводу резкой публикации иное мнение. В лучшем случае все заканчивалось внушением непослушному редактору, а в худшем — судебным процессом, где некий обиженный на критику субъект уже встречался с автором разгромной статьи в зале суда. Таких  тяжб за мою жизнь в газете набралось более десятка. Как раз об одной опасной публикации («Случай в Ольховке») стоит рассказать.

[sliders_pack id=»243843″]

В далекие семидесятые не было  интернета – письма от читателей приходили в конвертах. Неожиданно они стали поступать из одного маленького городка чуть ли не ежедневно. Жалобы  по любому поводу, и все анонимные, которые по законам СМИ можно было бы сразу отправлять в урну. Но Соляников увидел в этой рукописной активности нечто глубинное, а потому достойное внимания.

В командировку, естественно, снарядили меня вместе  с  журналистом Таней Пыжиковой. Прожили в глухомани почти три дня. Все они были заполнены поисками нужных нам свидетелей: школа, больница, библиотека, вокзал. Именно он в  поселке играл большую роль: там народ собирался, там все местные новости обсуждались, там выносились приговоры. Кого-то делали героем, а иных безжалостно клеймили. Стрелы критики в этот раз были направлены на медсестру больницы, красивую женщину, без мужа воспитывающую двух дочерей-школьниц.

Такую нелюбовь она заслужила по причине гордого нрава, многие местные мужички потерпели неудачу в своих домогательствах. Но это – один мотив неприязни местного люда, второй куда весомее. Дочь-шестиклассница влюбилась во взрослого мужчину! Каково?! Никакого секса (такого слова в обиходе не было), просто умной девочке скучно было в глуши, а тут молодой специалист из столицы, врач по образованию  — как глоток свежего воздуха. Местная партэлита незамедлительно отреагировала. Началась настоящая травля семьи.

Наше расследование завершилось успешно: автор (вернее – организатор) писем был обнаружен. Материал вышел в свет. Неожиданно в редакцию пожаловала сама вдохновительница  анонимной пакости.  Я была вызвана  к шефу, а он, прервав жаркие обличительные речи дамы, достал диктофон (тогда это был некий ящик  со множеством кнопок), нажал на одну и попросил ее начать излагать все под запись. Увидев невиданную технику, обличительница перепугалась, прослезилась и растворилась за дверью.

Прошло несколько лет, и на один из газетных юбилеев к нам приехала известная тележурналистка Валентина Леонтьева. Не одна, ее сопровождала супружеская пара – молодые врачи из Москвы, герои статьи «Случай в Ольховке». Кстати, в моем послужном списке  есть и другие примеры, когда газетная публикация вмешивалась в семейные отношения. Этот пример – из Жуковского района. В райкоме мне  дали адрес замечательной свинарки-орденоноски из Тарутина.

Как всегда, до встречи с моей героиней пошла по деревне все  разузнать. Люди больше говорили не о ее подопечных хрюшках, а о том, что у нее хорошие сыновья, в школе отличники, муж работящий, непьющий. В общем, семья примерная. Подхожу к дому, но хозяйка  почему-то не встречает. Сразу удивили сумки со всякой мужской одеждой на крыльце. А моя героиня — непринаряженная, растрепанная, и глаза заплаканные. И сразу мне как ушат воды на голову – мужа выгнала! Причина  чисто деревенская: кто-то кому-то  что-то шепнул про  некую разлучницу из соседнего села.

У нее горе, а мне-то что делать, как теперь изобразить  счастливую советскую семью? Помогли сыновья, уговорила их  отыскать отца, пусть уж ради газеты пожертвует моя свинарка своими принципами.  Пришел. Посидели, немного выпили, проговорили  до утра. Уехала, написала, через пару недель позвонила в район и узнала, что помирились мои герои.

Кстати, про «немного выпили». Набираясь с годами опыта, труднее всего у меня происходил контакт с сельскими жителями. Не желали они меня признавать, в разговоре осторожничали, что-то откровенное выпытать было сложно. Кто-то из районных мастеров пера как-то заметил: «Это  потому, что ты  на сельских праздниках только и твердишь: «Спасибо, я не пью». Решила учесть замечание. Помню, поехала в Козельск писать о знаменитом Дешовском хоре. Собрались женщины в одном просторном доме, нарядные, в расписных шалях. На столе – полно пирогов и всякой снеди. Хозяйка ставит бутыль с напитком ягодного цвета, разливает по стаканам. Хлебнула. Мама милая, что это за гадость?! Спасла  квашеная капуста.

И что вы думаете – мои певуньи сели на лавку ко мне поближе, запели, а потом пошли рассказы: про войну, про оккупацию, про любовь. Запомнила одну историю. Хор пригласили в Чехословакию. Они-то и в Москве ни разу не были, а тут – Европа. Закончился концерт, зрители завалили их цветами. Но их им и в райцентре на праздниках дарили, а тут мужчины руки им целовали. Впервые за всю жизнь!

Что касается зарубежных командировок, то здесь было столько всего смешного и неожиданного, что впору издать отдельную серию очерков. Мне повезло — объехала всю Европу, а округ Зуль (ГДР) был  прямо «нашенским». В Молодежном центре часто для нас устраивали встречи. Наш руководитель группы Саша Куров весь вечер, зная  мою танцевальную обученность, уговаривал  сплясать. Не люблю ломаться, но на этот раз причина была веской – шатался каблук.  Выручила наша переводчица, отдала свои лодочки. Да  не моего  размера, а на два меньше!

Заиграла музыка, пошла, сделала два круга – нет сил, боль ужасная. Нарушив правила международного этикета, сбросила обувь, забыв о том, что ноги были  в  дефицитных у нас колготках,  купленных накануне. Когда вернулась на место, с ужасом увидела свои ноги, украшенные обрывками нейлона. На следующий день в дверь номера постучался пожилой немец: «Это вам, фрау Женя», и протянул солидный пакет. А в нем — целых три пары колготок!

Немцы у нас тоже бывали частенько. В этот раз редактор куда-то отъехал, а мне звонок  из обкома – едут гости, нужно встретить, развлечь, угостить. У нас тогда работал Игорь Свинаренко,  классный журналист, большой юморист, в совершенстве знавший язык Шиллера. Значит, с переводчиком проблем нет. Посылаю его на соседний рынок присмотреть  какой-нибудь сувенир. Гости пришли с немецкой точностью, пьют кофе, а вот и Игорь. В руках  — солидный пакет. Господи, зачем я его послала?!  Ведь не матрешку, не коробочку  хохломскую углядел, а наш мусорный просяной веник! Что-то говорит немцам, а те катаются от смеха. Перевожу: «Русский мужик любит в бане париться с березовым веником. Я дарю особенный — для строптивых жен!»

Всем в редакции известен один мой недостаток — я жуткая трусиха: боюсь пауков, мышей, покойников. Мне все это прощали. И вот однажды задание – написать про Бориса Сибрина, большого любителя всяческой домашней живности. Наставление было дано жесткое: быть ласковой с его питомцами. Звоню в дверь, открывает хозяин, а с ним рядом – жаба. Вылупилась и, судя по всему, ждет, что я ее возьму на ручки. Иду на кухню для разговора, а на стуле, куда, к счастью, не успела сесть, – змеюка, сибринская любимица Маша. Как можно более вежливо я ей шепчу: «Пошла вон, зараза!» Уползла. Пьем чай. Попугай лезет клювом в чашку. А кто это у моих ног крутится? Крыса! Ее намерения понятны – хочет на коленки. Все! Мое терпение не безгранично! Онемевшими губами выдавила: «Пошли  на улицу. Здесь душновато».

Кто скажет, что эта командировка была не веселой? И эта, и тысяча других. Всегда считала, что материал с совещания читателя не поразит. А когда журналист походит по заводским цехам, среди научных лабораторий, по улицам обновленных деревень, поговорит с народом, перезнакомится – на душе праздник. Лучшая информация не из зала заседаний, а из живых уст.

Фото из архива газеты.