Школа, где ещё жила война

«Моя шестая женская школа в годы войны была госпиталем» – память о 1945-м.

Из всех всенародных праздников самым теплым и домашним, конечно же, считается первое сентября. Улицы и больших городов, и крошечных поселков превращаются в одно нарядное шествие в сторону школ. Звенит для кого-то первый в жизни звонок, сияющие новизной классы встречают юных граждан страны.

Тогда, в 1945 году, было все не так. По крайней мере, первоклашки не чувствовали себя именинниками, переступив порог мрачных послевоенных зданий. Наверное, поэтому и в памяти остались только малюсенькие фрагменты того времени. Моя шестая женская (!) школа в годы войны была госпиталем. Его следы не успели убрать к первому дню занятий, а потому в коридорах на окнах все еще были налеплены белые полоски, а под лестницами грудой лежали обломки гипса, лангеток, марлевые тампоны. За эту территорию нам, малышам, заходить строго запрещалось.

Анна Федоровна Пучкова — моя первая учительница. В неизменной бурового цвета юбке и непонятного цвета кофте. Но такая добрая, точно родная бабушка. После уроков усаживала нас поближе к окну (света ведь не было) и читала сказки. Это она научила нас водить хороводы на переменках и петь хором какие-то незамысловатые песенки. Самым, конечно, радостным моментом был школьный обед, который состоял из половинки куска черного хлеба с двумя чайными ложками сахара.

До сих пор помню первые школьные каникулы, когда в зал привезли настоящую елку и нам всем раздали солидную порцию «выходного пособия»: четверть буханки хлеба и кулечек сахарного песка. Но больше всего нас радовала подаренная всем форма. Это сейчас я могу дать ей определение – она была немыслимо страшна: мрачновато-серая, из какого-то железобетонного материала, фартуки же было предложено сшить родителям. Пришлось маме изобретать для двух девчонок нечто форменное, кромсая свои оставшиеся с мирных времен платья и юбки.

Удивительно, но и при таких скудных образовательных возможностях учились мы прилежно. Пожалуй, единственной трудностью было отсутствие нужного количества учебников. Один чуть ли не на пятерых. А могут ли представить нынешние дети, «упакованные» для школьного промысла с головы до ног, что такое отсутствие тетрадок?! Мама сшивала нам с сестрой какие-то листы бумаги и линовала страницы. Какие там прописи!

Книги для внеклассного чтения тоже были в дефиците. Выстраивались очереди, и библиотекарь всякий раз строго напоминала: «Читайте быстрее!». Если сейчас сказать любому старшекласснику, сколько в наши годы средним школьником было прочитано русской классики – не поверит. Может, эта страсть к литературе была потому, что никаких особых развлечений у нас и не было. Правда, в городе уже работали два кинотеатра: «Центральный» и «Ударник», но достать билет было почти невозможно. Как и во что играли во дворах? В классики, конечно, городки, но особо любимо было у девчонок коллекционирование осколков разбитой посуды. Кукол не было. Вырезали из картона женские фигурки и наряжали их в немыслимые платья.

Ну а летом было раздолье. Ока в двух шагах, правда, почему-то она в те годы была сплошь забита сцепленными бревнами. Наверное, куда-то их сплавляли. Играть там было запрещено, потому что сцепка порой размыкалась, образуя опасную щель, куда однажды попал мальчишка — его затянуло под плоты и достать было невозможно. Конечно, никто из нас не боялся без взрослых ходить в бор, где было несметное количество грибов, орехов, ягод. Куда они потом подевались? Только не подумайте, что мы все лето дурака валяли – у всех огороды, ведь Калуга тогда была в основном деревянной. Когда стали постарше, то школа обязательно отправляла всех в соседние колхозы на прополку, картошку.

Кто-то скажет: скучно жили. Но при всей этой скудности развлечений наши замечательные наставники-учителя умудрялись все же выводить нас в люди. В школе был отличный хор (репертуар, конечно, только из песен советских популярных композиторов). Моей же главной страстью был драмкружок. Папа, актер драмтеатра, много нам помогал. Строже всех был ко мне, не хвалил никогда! Чтобы наши спектакли не были уродливыми (ведь в труппе – только девочки), пригласили мальчиков из десятой (теперь четырнадцатой) школы.

Это было так удивительно – в коридорах женской школы вдруг зазвучали мужские голоса! Один раз мы даже поставили отрывок из «Гамлета». Главные роли почему-то отдавали только отличницам. Но я жутко гордилась, когда наша классная Лариса Федоровна Скрипкина мне говорила: «Без тебя, Лаврова, спектакля не сыграть. С твоей памятью ты – незаменимый суфлер». И все же я дождалась своей роли. Нет, не сказочную принцессу или падчерицу я мечтала создать на школьной сцене — только колдунью. Ее я и сыграла. Не знаю, что это была за сказка, но помню, что на спектакле присутствовал главреж нашего драмтеатра Давид Любарский. Он поднялся на сцену, похвалил учителей, а мне… поцеловал руку! Я разревелась и убежала в коридор.

Школа, милая школа. Сейчас я прихожу туда, путаюсь в переходах и до сих пор не нахожу ответа на один вопрос: зачем нужно было десять лет терзать меня математикой, которую я так и не сумела «проглотить». В аттестате значатся оценки: трояки – за все, что связано с цифрами и формулами, и сплошные пятерки по прочим предметам. Как-то, будучи уже в статусе солидной журналистки, встретила на улице нашу математичку. Она спросила: «Что же из вас, Лаврова, получилось?» Я скромно потупила глаза и промямлила: «Да вышло кое-что…»

Вспоминала Евгения МИЛЁНУШКИНА.