Носитель культуры

Искусствовед… Что это за профессия? Разве не все поголовно разбираются в искусстве и воспитании детей? Оскар Уайльд писал, что критик — это тот, кто способен в новой форме или новыми средствами передать своё впечатление от прекрасного. Высшая, как и низшая, форма критики — один из видов автобиографии.

Это сказано точь-в-точь о нашей беседе с искусствоведом, художником, поэтом Владимиром Обуховым, только что отпраздновавшим шестидесятый день рождения.

— Откуда вы и ваша тяга к прекрасному?

— Я родился в Приуралье, в маленьком селе со странным названием Вавож. До сих пор помню, как сестра Люся привела меня, шестилетнего, в сельскую библиотеку, раскрыла большую красивую книгу, страницы которой были переложены полупрозрачной калькой. И я увидел ангелов рублёвской Троицы. Второе яркое художественное, но жуткое впечатление детства — на моих глазах рушили прекрасную колокольню храма, который перед этим стоял более 100 лет.

Я создал в школе Боевую Ассоциацию Новых Демократов, сокращённо БАНДА, подпольную группу, теневое правительство СССР. Мы уходили в бор, на опушке и заседали, составляли декларации. Нас разоблачили. Меня обсудили и осудили на комсомольском собрании, но до КГБ информация не дошла. Впрочем, у всех отроков есть установка на отрицание реальности. Ничего необычного в этом нет.

— С такими задатками стоило поступать на исторический факультет! Почему вы выбрали искусствоведение?

— Конкурс на отделение истории и теории искусства был очень большой. Провалиться было необидно. И поступавшие со мной ребята были образованнее приехавшего из глухого угла мальчика. Но что-то экзаменаторам во мне понравилось, может быть, нахальство.

— Каким было первое впечатление деревенского мальчика от профессоров, музеев, товарищей?

— Нельзя сказать, что наши школьные учителя разительно отличались от блистательных профессоров МГУ. Уровень сельской интеллигенции был очень высокий. На первой лекции академик Рыбаков сказал: «Забудьте, что вы студенты, мы равны, потому что мы — люди науки». Когда он читал лекции, то не уходил в перерыве между первым и вторым часом. И мы спорили с ним. Как-то я предложил свою дикую теорию, он меня выслушал и сказал: «А вы знаете, академик Греков мне говорил примерно то же самое». Представляете? Он очень уважительно к нам относился просто потому, что он был очень умный человек.

— Как вы попали в Калугу?

— Случайно. Я написал при выпуске работу про ученика Венецианова — Григория Сороку, она произвела впечатление на профессионалов и была издана в 1982 году. Моя первая книжка — гегельянская, написанная тёмным «птичьим» языком. Изначально у каждого из нас, студентов, были грандиозные планы — перевернуть науку…

У нас сложился конкурентный круг, нас готовили 25 человек на всю страну. Моим научным руководителем был Дмитрий Саробьянов. Ему теперь 89 лет. Он — академик, лауреат Государственной и Президентской премий. Мы до сих пор встречаемся, обмениваемся книжками. Был некогда его аспирантом, но так и не защитился. К этому времени я уже жил в Калуге, работал в художественном музее, куда попал по совету профессора Юрия Золотова. Он был родом из Калуги, знал, что здесь есть одно свободное местечко, «мальчик», конечно, был нужен. Мне очень понравился город и ещё красавица девушка — Таня Пушкарёва, сотрудник музея, она стала впоследствии моей женой. Калуга ведь удивительной красоты город, единый красивейший ансамбль. И когда мне приходилось туго, когда жил без крыши над головой, то стоило пройтись по улице Воскресенской, и душа успокаивалась. А потом я пошёл служить в армию на год, в строительные войска.

— Что для вас в Калужском музее самое любимое, драгоценное из коллекции?

— Искусствовед в чём-то сходен со свиньями — он должен быть всеяден. Но по ценности работ одна из самых драгоценных — малюсенькая картина венецианского художника «Святой Иероним».

— И как человек, почти пять лет бывший директором художественного музея, всё это точно знаете!

— Но я не только музейщик, но и художник, член правления Союза художников России. Я думаю, что любой искусствовед должен сам серьёзно заниматься искусством.

Последняя персональная выставка была у меня пять лет назад, а новая будет в октябре этого года. Я был одним из учредителей Академии аналитического искусства (АКАНИС). Игровая структура — естественная среда искусства. Академия — это не только учреждение, но и студия, место познания через творчество. Среди членов АКАНИСа — художники из Калуги, Москвы и из разных городов России. Даже есть художница из Нью-Йорка.

— А какова ваша собственная живопись?

— В 80-е годы я придумал стиль «неомаразм», это сатирические, ёрнические работы в духе соцарта. Далее — «капиталистический реализм», «контравангард».

— Как искусствовед оказался в ТЮЗе завлитом?

— Не случайно. Я познакомился с Михаилом Визговым в 80-е годы, когда он был главрежем народного театра при Доме учителя. Это было нечто фантастическое — место, где театр обращался в философию, а философия обращалась в театр. Для Михаила театральное дело в ТЮЗе — это настоящее дело философии — воспитание неокрепших умов через соразмышление, через сочувствие.

— Расскажите о своих книгах…

— Я был постоянным автором нескольких московских издательств. Ещё в 1983 году выпустил альбом про Василия Перова, монографии о Леониде Сойфертисе. В девяностые вместе с супругой написали и издали брошюру «Логика содержания». Долго делал книгу об истории натюрморта. Самое ужасное в этих моих книжках, что они красивые, толстые, большие и дорогие, поэтому оказываются в «шкапах» богатых людей, а нищей нашей интеллигенции недоступны. Я планирую издавать тонкие, дешёвые книжки для умных людей — людей самых разных специальностей, которым интересно искусство. Но это дело будущего. Ещё три книги совсем недавно вышли в калужских издательствах, в «Золотой аллее» — про Прянишникова и Борисова-Мусатова. А в издательстве «Фридгельм» — «Русский зодчий Пётр Романович Никитин». Кстати, самую первую свою статью я опубликовал в газете «Знамя» в 1976 году. И потом были ещё десятки публикаций.

— Как научить людей отличать мусор от золота?

— Нужно воспитывать вкус, учить видеть цвет, красоту. Для этого следует посещать музеи, смотреть осмысленно на произведения искусства.

Носители власти далеки от культуры, не являются носителями вкуса. Интеллигенты, люди культуры и знания, опущены в нищету. И потому гибнут старинные дома, гибнет старая Калуга. Уплощается наша культура. Трудно этому противостоять. Но надо.