Окно в рай

Сегодня иконостас Свято-Троицкого кафедрального собора Калуги одет лесами позолотчиков, и в их высоте люди кажутся не крупнее воробья. Они дают представление об истинном масштабе этого гигантского сооружения, сплошной живописной стены.

Сегодня иконостас Свято-Троицкого кафедрального собора Калуги одет лесами позолотчиков, и в их высоте люди кажутся не крупнее воробья. Они дают представление об истинном масштабе этого гигантского сооружения, сплошной живописной стены.

Автор стенных росписей и иконостаса кафедрального собора Калуги — наш современник, отец Александр (Кадин). Мы пришли расспросить священника-художника в храме Михаила Архангела о его творчестве во славу Божию.

— Отец Александр, вы восстанавливали уничтоженные в 30-е годы росписи?

— Первоначально в храме был типичный иконостас в стиле ампир. Самый яркий пример, подобный ему, — иконостас в Троицком храме Данилова монастыря в Москве. Но наш храм, хоть его внешний облик ампирный, внутри создает ощущение Византии. До революции он внутри расписан не был. Храм был отделан под мрамор и кое-где висели масляные картины иконо-графического содержания в манере светской живописи 19-го века.

Икона — это язык для выражения определенных идей. И в истории развития церковного искусства был период, когда форма стала передавать содержание. На Руси — это творения Рублева, Дионисия, в Византии — искусство 12-14-го веков. В первые века христианства в катакомбах были только символические изображения. Сами люди жили напряженной духовной жизнью, была живая проповедь апостолов. Изображения святых были им не нужны. Потом, более «теплохладным» людям, живопись показывала то, что словами до конца не передать. И в 4-м веке подвижники писали: «Пусть иконописцы восполнят нашу немощь своими изображениями».

Когда мы принялись за работу, у нас не было опыта в византийской иконописи, поэтому начали ближе к русской традиции. Это была середина девяностых годов. Разруха, ничего не было, даже леса искали и собирали очень долго, чтобы достать до купола высотой 36 метров. Владыка, митрополит Калужский и Боровский Климент, — настоящий автор росписей. Он давал мне приблизительное задание, я готовил несколько эскизов, он выбирал окончательный вариант. Поначалу, да и в основном, я работал один, писал акриловой темпрой. Когда попробовал впервые забраться под купол, проявилась боязнь высоты, которая была с детства. Уже на втором ярусе сердце уходило в пятки, кружилась голова, появлялась тошнота — все симптомы, сопутствующие страху.

— Как же вы это преодолели?

— Владыка помог. Я однажды литургию отслужил, и он сказал: «Отец Александр, лезь за мной следом и молись: «Господь, как до тебя еще высоко!». Владыка вообще ничего не боится. Когда купол собора перекрывали, он по внешнему краю карниза ходил, не держась ни за что. Влезли мы на самый верх. Я ногами корни в доски пустил. Потом, когда начал работать, появилась привычка, страх начал уходить. Сложность работы отвлекала. Лик Спасителя в диаметре составляет семь с половиной метров. Когда я поднялся наверх, то увидел, что купол — не полусфера, а шлемовидный. Поэтому заготовленный мной картон для разметки не годился. Рисовал по наитию. Навыки начертательной геометрии и перспективы, которые я приобрел, учась на худграфе Курского пединститута, как никогда пригодились. Лучи помог разметить скульптор, который отливал из гипса рельефные звезды для купола, — Всеволод Гришин со своими женой и сыном.

Роспись храма шла сверху вниз. В следующем ряду должны были быть изображения пророков, но недоставало лесов. Поэтому я писал их на холсте, затем приклеивал на специальный клей, изготовленный в Москве по старинным рецептам. Понизу по периметру храма идет «полотеничный ряд», он украшен условно изображенными якорями, в которых зашифрована монограмма Христа.

— В притворе храма изображены изречения на разных языках. Почему?

— Когда я писал наверху притвора Спасителя, вокруг него по наитию вдруг написал стих из Евангелия по-английски. Рядом — перевод по-церковнославянски. Когда Владыка увидел это, ему пришла идея — ведь православная церковь не замыкается границами России, она принадлежит всему миру. Владыка служил епископом Американским и Канадским, он общался со священниками зарубежной плеяды, о чем написал в своих «Воспоминаниях». Мы воплотили идею в изображении святых разных национальностей и времен с высказываниями на их языках и переводом на церковно-славянском. Там есть японский, алеутский, африканский, английский, шотландский святые… В то время церковь была не разделена и в мире не было другого христианства, кроме православного.

Идея, структура росписи храма повторяет иконостас. Я предлагал однорядный иконостас. А Владыка сказал: «Надо делать высокий. Пройдут десятилетия, нас с тобой не будет, а люди войдут и скажут: «Ох, какой иконостас!». На сварной металлической конструкции закреплены доски икон, деревянная резьба. Часть икон писали мы, калужане, два-три человека. Нам помогла тверская иконописная мастерская. Весь иконостас венчает распятие. Первый, верхний, ряд — праотеческий, во втором ряду изображены пророки. Третий ряд изображает святых, моление всей церкви, видимой и невидимой ее части. Среди святых написан покровитель Владыки, апостольский муж Климент. Четвертый ряд — иконы Великих праздников. Пятый ряд, местный, по краям Царских врат, в нем расположены местночтимые иконы, икона, в честь которой освящен престол данного храма.

Золотой фон икон символизирует свет Божественной энергии, а также мученичество. Подобно тому, как мученики являли свою святость в муках, золото при обработке огнем становится ярче.

Иконостас — образ рая. Как показать рай иным, как не самым высшим и дорогим, что есть на земле?

Резьбу иконостаса выполнили резчики Хамтеевы, Николай Терехов.

— А почему вы все-таки не остались светским художником?

— Мой прадед был священником, дед — дьяконом, в 37-м году он был посажен, сгинул в лагерях. Это было не на сознательном уровне, может, по их молитвам. Вся моя жизнь была подготовкой. В 7-8-м классах я проглотил всех русских и зарубежных классиков. Два года перед службой в армии меня сильно, мистически тянуло в храм. В армии это чувство оформилось в строгие взгляды на жизнь. Я вернулся с идеей «жизни в искусстве». Принимал участие в групповых выставках, готовил персональную выставку в Калуге. Но потом стал задумываться о смысле всего этого. Духовник из Свято-Троицкой лавры помог перевороту в моей жизни. Я понял, что есть что-то выше всех моих затей.