Небольшой частный дом Лидии Даниловны приютился в самом центре Мариуполя, в зелени паркового поселка. Не один десяток лет после смерти мужа она обо всем заботилась сама: растила дочку Женю, учила ее парикмахерскому ремеслу, строила свой небольшой бизнес. Потом вместе с ней поднимали оставшуюся без отца Алису. Сейчас внучке — уже тринадцать, и она главная помощница бабушке.

Другое дело – четырехлетняя малышка Василиса, общая любимица. Женя с зятем души не чаяли в ребенке, который для них, сорокалетних, стал неожиданным подарком.

Все изменилось в конце февраля, когда четырем женщинам потребовались мужские руки. Сходить в магазин, разжечь мангал, починить машину – мало ли что нужно в частном доме. Все это Дмитрий взял на себя. Все вместе они справлялись.

В ту холодную ночь 16 марта семья Лидии Даниловны спала. Дочь с зятем и попросившейся к ним Василисой – на матрасе на полу около письменного стола Она сама со старшей Алисой – на широкой кровати.

От жуткого удара вылетели стекла, а следом раздался крик, который бабушка не забудет до своего последнего вздоха. Она бросилась к родным. Зять и дочка были все в крови, которая буквально заливала ноги Жене. Дима, раненный в живот и ноги, выглядел не лучше. Потом Лидия Даниловна узнает, что в дом попали осколки от снаряда, который угодил в крышу здания по соседству.

Раненых срочно нужно было везти в больницу. Как назло, машина отказывалась заводиться, хорошо, помог рукастый сосед. Женю, едва живую, положили на одеяло, а Дима сидел, придерживая руками развороченный живот. В трико, резиновых шлепках и куртке едва ли на голое тело.

Обстрел, как потом говорили, со стороны ВСУ, продолжался, поэтому было решено поехать в ближайшую больницу.

В госпитале царил настоящий ад. Врачи и медсестры едва успевали записывать имена прибывших пациентов. На первом этаже, у полуразрушенной стены, складывали тела невыживших. Измотанный медперсонал быстро уложил дочку на носилки, зятя посадили в каталку, но переживать о них бабушке было особенно некогда. Дома остались девчонки.

Женщина встретила их во дворе, одетых явно не для мартовских холодов, черт знает как, и державшихся за руки. Она не знала, что делать дальше: за эти несколько часов жизнь их семьи перевернулась навсегда. Она так и сказала девчонкам: «У нас никого нет». И тут неожиданно выход придумала Алиса: девочка вспомнила про одноклассницу, с которой сидела за одной партой. Добравшись до ее дома, женщина услышала про бомбоубежище под девятиэтажкой, куда отец Алисиной подружки уже успел спрятать своих домашних.

Быстро вернувшись к себе, схватив одеяла, документы на дом и детей, с какой-то мелочью  в халате, забыв про все остальное, Лидия Даниловна поехала прочь. Сперва надо было проверить, как там оставленные в больнице родные.

На вопрос, как ее дочь, медработница протянула Женины украшения – браслетик и цепочку. «Не спасли», — сказала она. Сглотнув горе, бабушка спросила: «А мужчина?». Та ответила, что ему сделали укол, и он ушел. Дальнейшие расспросы Лидии Даниловны ни к чему не привели. Медсестра рассказала, что они просто вытаскивают осколки и мажут места зеленкой, попутно вкалывая обезболивающее.

Не найдя Диму, она вернулась к машине. О смерти матери рассказала только Алисе. Василисе они решили сказать, что мама уехала далеко и ей хорошо…

В бомбоубежище было холодно. Девять человек кутались в одеяла, голодали, как и сама бабушка. Они просидели там несколько дней, пока в подвал не повалил дым – в здание попал украинский снаряд, разрушив его до шестого этажа. Люди стали выбираться наружу, а бабушке с девочками пора было искать новое убежище.

Лидия Даниловна решила: надо возвращаться на родину, в Калугу, где по-прежнему жил ее старший брат. Вместе с ней вызвался ехать в Россию молодой парень, который хотел добраться до Екатеринбурга, к друзьям. И снова беглецов мучил мартовский холод. Разбитое осколком снаряда стекло в машине уносило тепло из авто прочь (потом, в лагере беженцев, его залепят скотчем волонтеры). Девчонки не капризничали, только младшая перед сном спрашивала про маму. Даниловна, меняясь с напарником, преодолевала километр за километром.

Оставаться в Мариуполе смысла не было. Мансарда над гаражом, где спали дети, сильно пострадала от обстрелов, которые обрушились на дом уже после их бегства. Целыми были только стены. Лидия Даниловна вспоминала дырку в крыше над диваном Алисы и поменьше – над кроваткой Василисы.

Думалось о разном. В душе она ругала себя за то, что не прихватила из дома карты – кредитку и пенсионную, что не сняла денег, что не уберегла дочь. Хорошо додумалась отдать документы зятя знакомым – если найдется, у него хоть паспорт будет.

Правда, сама она в это не верила, считала, что Дима пропал без вести, а то и замерз где-то под кустом в его-то одежонке.

Девчонки беспокоили ее больше всего. Где им жить, что есть, как устроить ребенка в школу? Как оформить опеку, ведь свидетельства о смерти Жени ей в больнице не выдали. Все по приезду, решила она. Сначала до Мелекина, потом в Стародубовку, оттуда – в Манкуш. Там Даниловне дали разрешение на въезд, и в начале апреля семья с попутчиком прибыла в Калугу.

Она сразу же пошла к брату, но разговоры того о «выкупленном» старинном доме на Кутузова оказались разговорами, пусть и отчасти. В любом случае сразу четверых гостей 76-летний дедушка приютить не мог. Зато нашлась другая родня. А потом Лидия Даниловна с девчонками перебралась в пункт временного размещения беженцев. Она оформила опекунство над старшей, теперь Алиса сможет пойти в восьмой класс.

Девочка стала ее опорой. Она даже в лагере смогла найти себе работу: возится с малышами, собираясь накопить на телефон. С родины 14-летний подросток буквально за пазухой привез с собой Мэдди, домашнюю крысу. Она не могла оставить питомца одного голодать. А он грел ее, потерявшую мать и родину, холодной весной. В Мангуше девочка нашла брошенную кем-то клетку, и ее крыса обрела свой дом.

В июне раздался неожиданный звонок. Из Венгрии звонила сестра Димы. Она через общих друзей смогла разыскать брата. Бабушка, не уставая, твердила: «Слава богу, выжил».  Теперь Лидия Даниловна мечтала об одном: вернуть отца Василисы в семью. Она позвонила советнику губернатора Руслану Смоленскому, попросив о помощи. Выслушав историю, тот предложил вывезти Диму в Калугу, чтобы вся семья была вместе.

Телефонный разговор с зятем получился трудным: они не виделись с момента, когда его и Женю бабушка привезла в больницу, надеясь на спасение. Спросила про паспорт: оказалось, соседи не подвели, передали. Слово за слово, и Дима не выдержал: «Я не знаю, куда мне деваться». Он рассказал, что видел место, где похоронили Женю, ее окровавленное одеяло…

Уже в июле, когда Руслан вез его с границы в Калугу, Дмитрий рассказал о том, что случилось с ним за эти месяцы. В той, первой, больнице его прооперировал детский хирург, но полностью вылечить там его не могли. Сами врачи оказались в ловушке: в выходивших стрелял откуда-то снайпер ВСУ.

Его перевезли во вторую, третью, пятую. Только в Мангуше врачи согласились провести крайне сложную операцию, ведь ранение было тройным. Постепенно он начал приходить в себя. И искал своих. Тем более что снаряд угодил в его квартиру, и жилья у мужчины не было. Тогда-то и нашла его сестра, связавшаяся с бабушкой, дочкой и падчерицей. От предложения перебраться в Калугу Дмитрий отказываться не стал.

Встреча родни была негромкой. Никаких восторженных криков, бросания на шею, никакой картинности и громких слов. Выжили, значит, надо жить. Тем более неугомонная семидесятилетняя Лидия Даниловна хочет вернуться в Мариуполь. Рассуждает она так, что пенсионерке детям дома не купить. А там, пусть мансарда и разрушена, но цел старый, основной, дом. И зять будет с ними, потому что Василисе нужен отец, а частному дому – мужик. А что до выбитых стекол, то их можно вставить. И жить дальше.

Наталья КОНСТАНТИНОВА. Фото Анны ЗОЛОТИНОЙ.