Герои и собиратели

Вот и закончился театральный сезон. Первый сезон без главного режиссера Александра Плетнева. Как никогда афиши пестрели объявлениями о самых разных премьерах.

Под занавес Анатолий Бейрак поставил «Мать» Карела Чапека. Минималистское по стилистике произведение в символичности близкое хрустальным творениям Мориса Метерлинка. Люди на земле, не прикрытые от трагизма жизни и смерти бытом, мнимыми величинами дутых ценностей. И рядом с текстом пьесы — живая память об ушедшем друге. Так развивался наш разговор с Александром Бейраком, вузовским преподавателем Александра Плетнева, человеком, которого он, тяжелобольной, выбрал для помощи в последней постановке. 

— Что вас подвигло на выбор не самого известного произведения?

— Это предложение актрисы Любови Кремневой. Мне ее постановка показалась очень своевременной. Мы живем в мире, где все бряцают оружием. Конфликты возникают на ровном месте, люди гибнут на Донбассе, на Украине. Пьеса Карела Чапека была написана в канун Второй мировой войны, когда были те же настроения, те же события. 

— Зависит ли что-то в государстве от «маленького человека»?

— Мы рассказываем простую историю, историю утрат матери, которая потеряла четверых детей и пытается остановить, спасти от гибели последнего, пятого, сына. А он хочет идти на войну добровольцем. Война — это противоестественное положение человека, казнь Господня. В канун войны всегда приходят призраки — бывшие герои. Они приходят, чтобы забрать нас всех на войну. 

В пьесе погибшие отец и братья приходят за новой жертвой. Но в финале мать говорит сыну: «Иди», когда слышит о преступлениях оккупантов. Говорят, «добро должно быть с кулаками». Сегодня нельзя «подставлять вторую щеку». Нельзя примиряться с убийцей, его надо наказывать. А это сделает кто, как?..

— Это сделали наши деды…

— Мои деды прошли войну, я хорошо их помню. Один дед, рядовой, воевал на Белорусском фронте, дошел до Вильно, даже не был ранен, награжден медалями. Другой дед прошел до Западной Европы.

— Вы — первый мой знакомый, у которого оба деда воевали и уцелели! Наши предки — герои, а почему мы осуждаем погибших персонажей пьесы? Как сочесть несочетаемое — идею пацифизма, заложенную в пьесе, и необходимость защищать Родину? 

— Война — событие. Она, как, например, смертельная болезнь, меняет все. Прежняя жизнь исчезает. И как вы поведете себя в новой реальности, вы не знаете. Цель пьесы одна — чтобы по радио не объявляли, что наступила новая реальность. Но войны развязывают политики, это — судьба народа, и повлиять мы на это не можем. 

— А есть ли вообще толк в искусстве? 

— Есть. Мы питаем душу чувствами, как тело — едой. И то и другое — жизненно необходимо. Мы удовлетворяем душевный голод.

— Мне-то кажется, что чувства и в жизни зашкаливают. Вот, например, прошел ровно год после смерти главного режиссера, художественного руководителя театра, заслуженного деятеля искусств России Александра Плетнева. А чувство пустоты не прошло…

— Я впервые увидел его на вступительных экзаменах на режиссерский факультет ГИТИСа, он был замечательный. У Бориса Голубовского, мастера курса, была такая методика: «научить режиссуре нельзя, можно только научиться». В театре нельзя научиться. В театре надо быть. И Саша — был. У него к этому времени была успешная студия в школе, где он работал учителем физики. Он показал, что может быть организатором.

— А повлиял ли на него опыт перенесенной в детстве боли (все тело было обожжено)? 

— Это не стало его комплексом. Сейчас многие режиссеры реализуют свои комплексы, превращая тем самым искусство в клинический случай. 

— Как вы вели репетиции совместной прошлогодней постановки гоголевской «Женитьбы»?

— Мы предварительно все обговаривали… Собственно, говорить было и не нужно — школа у нас одна, мы были единомышленниками. Режиссеры делятся на наездников и строителей, собирателей. Наездники используют театр для самоутверждения. А строители, собиратели растворяются в театре и в конце концов погибают в нем. Саша относился ко второму, очень редкому, типу. Он собирал театр ради самого этого занятия. В театре они называются — корневые режиссеры. Директор театра Александр Кривовичев позже добавил: 

— Когда человек уходит, мы не сразу это осознаем. Когда вакуум не заполняется, то понимаешь — что ты потерял. Театр продолжает работать, но это — другой театр. Мне очень не хватает Саши, не хватает его спектаклей в репертуаре. Мы всячески стараемся сохранять его постановки, но что-то придется со временем списывать. Он оставил свой след, и его помнят многие. Было много конфликтных ситуаций, порождённых работой. Но мы любили посидеть и вспоминать студенческое время, как оба, он — в Москве, я — в Ленинграде, работали дворниками, было много смешного. 

— До сих пор на кабинете висит табличка: кабинет главного режиссера Плетнева. Она еще надолго останется? 

— Я не стараюсь это форсировать. У меня есть планы по поиску режиссера, но еще — рано… У меня пачка заявок от известных режиссеров на постановки в нашем театре. Что-то произойдет…

Впереди — долгий антракт лета, может быть, осень вольет молодое вино в «старые мехи» Калужской драмы. 

Театру нужен каждый из вас, уважаемые читатели-театралы! Если вы будете надеяться, ждать от новых спектаклей чуда, они расцветут!