Три океана Александра Семёнова

В этом мире, кажется, исхоженном и изученном вдоль и поперек, мало осталось загадок, которые не открылись бы пытливому взгляду человека. И океанские глубины — та самая редкая сокровищница, которая до сих пор таит в себе немало тайн.

В их секреты попытается проникнуть «Акватилис» — первая российская кругосветная экспедиция, посвященная изучению жизни в Мировом океане.

Ее идейный вдохновитель, организатор и участник — фотограф Александр Семенов. Ему, биологу, начальнику водолазной службы Беломорской биостанции МГУ, 28 лет, из которых семь он занимается подводной съемкой. Начав практически с нуля, уже сегодня Семенов — признанный мастер. На счету у Александра — победа в конкурсе «Дикая природа России» российского журнала National Geographic в номинации «Подводный мир», в международном конкурсе, организованном американским National Geographic, он оказался в числе десяти финалистов. Были еще и публикации в Nature и Popular Science.

Мы встретились с ним в Обнинске и попытались выведать все подробности предстоящей одиссеи.

Первой станет Арктика

— Когда все эти подводные приключения начались для вас самого?

— Началось на самом деле все непросто. С тех пор как я начал заниматься подводной фотографией, у меня была мечта —  сделать проект, которым можно было бы поделиться со всем миром. И вот ныряю я на Белом море, Чукотском, Красном и думаю — надо как-то расширять географию. Единственный способ это сделать — кататься по всем морям и снимать, но на это же требуется много денег? Тогда мне в голову пришло: если это такое увлекательное дело, как можно им заняться не на коммерческой основе? Чтобы не тратить сумасшедшие туристические деньги, которые запрашивают за дайвинг на каких-нибудь Галапагосах, при этом совмещать науку, съемки и просвещение?

Естественно, у всех на устах пример Жака Ива Кусто, который объехал полмира, ныряя  и рассказывая о том, как прекрасно под водой, показывая новые удивительные миры. А почему бы и мне не попробовать? Только у Кусто корабль появился в 41 год, и я рассуждал так: вот мне сейчас 26 лет, я пока поснимаю, поучаствую в конкурсах, попишу статьи, а годам к 35 начну искать информацию, как фрахтуют суда. Глядишь, к 41 году что-нибудь из этого выйдет.

Но почти два года назад мне позвонил мой друг и сказал: слушай, у меня тут стоит экспедиционная яхта на Мармарисе. Не хочешь случаем в кругосветку отправиться? Так, подумал, я, оно само идет в руки. И в ответ спросил его, не хочет ли он сделать из этого шоу Кусто? Так появились судно, капитан и призрачная возможность реализовать мечту.

За четыре месяца толковых обсуждений целей и задач, маршрута, команды, был составлен предварительный план и родился проект «Акватилис», который интересен и нам самим, и самой широкой аудитории. Нам удалось найти баланс между наукой и шоу. Мы решили сделать научно-популярное шоу.

Сейчас мы продолжаем поиск спонсоров, нашли уже очень много партнеров. Разумеется, реальность вносит свои коррективы, мы сталкиваемся с большим количеством проблем, начиная с финансовых и заканчивая политическими. Но мы решили, что даже если нам не удастся стартовать в конце 2015 года, то уже этим летом мы запланировали съемки пилотных серий.

— Чему будет посвящен пилотный выпуск «Акватилиса»?

— Арктике. Снимать мы будем не льдины, айсберги и Северный полюс, а Баренцево, Белое, Охотское моря. В них мы работаем уже не один год, хорошо их знаем. Для того чтобы показать людям уже собранный нами материал. Так, мелкими шажками мы продвигаемся вперед.

«Акватилис» раскроет тайны

— Как будет пролегать маршрут во время трехлетнего путешествия?

— Маршрут строится исходя из того, как будет проходить экспедиция. Мы хотим пересечь Атлантику, Тихий океан и закончить в Индийском. Это очень оптимистичный план, потому что путешествие очень долгое, серьезное и требующее не менее серьезных финансовых вложений. Мы разрабатываем маршрут таким образом, чтобы захватить наибольшее количество мест, где либо никто не нырял вообще, либо, если место более-менее популярно, там, где не проводилось никаких исследований.

Таких мест — огромное множество. Несмотря на то что мы вроде бы много знаем об океане и давным-давно его изучаем, акваланг-то придумали всего 60 лет назад. И дайвинг начал развиваться только в последние несколько десятков лет, когда люди ныряют массово.

Из этих массовых ныряний ученых не то чтобы много, и теми наблюдениями, на которые мы рассчитываем, в открытой воде, съемкой и изучением с помощью научных методик организмов в естественной среде — этим занималась американская лаборатория в 1975 году. Они разработали методику висения на веревочках в водной толще, причем американское сообщество назвало это одним из важнейших шагов в изучении океана за последние пятьдесят лет. Ученый Вильям Хэмнер, который ее придумал, когда мы рассказали про экспедицию, сильно ее поддержал и сказал, что наконец-то кто-то собирается заняться этим всерьез.

Действительно, оказалось, когда мы начали поднимать литературу по самому изученному Средиземному морю, что там неизученных точек еще огромное количество, и те животные, которые вроде бы известны, медузы, например, то есть они встречаются в определенной точке, допустим, в феврале, около Греции, но про жизнь их ничего не известно. Потому что забрать ее невозможно, в аквариуме исследовать ее тоже нельзя, а единственная возможность — это опуститься и наблюдать за ней на глубине — где она обитает, что ест и сколько все это происходит. Это может длиться три дня или полгода — данных попросту нет.

И даже по тем местам, где фауна изучена, огромное количество информации можно получить, просто наблюдая за животными. Биостанции, на которой я работаю на Севере, 75 лет, 60 из них там ведутся подводные исследования, а в 2005 году мы нашли прямо под носом новый вид животных. И такое происходит раз в два-три года — мы обнаруживаем какого-то червячка, рачка.

Мы закартировали Луну и Марс на сто процентов, но есть карта только 7 процентов дна Мирового океана. Наша цель — постараться максимально заполнить те пробелы, которые есть. Естественно, силами только нашей команды нам сделать это не удастся.

— Сколько человек входит в состав экспедиции?

— Двенадцать. Это костяк, который непосредственно занимается экспедицией на подготовительном этапе, добывает литературу, работает с сетями, со СМИ, переписывается с учеными, составляет маршруты. Но вообще в экспедиции планирует принять участие гораздо большее число специалистов. У нас уже есть договоренности и с научными институтами, и с компаниями, которые владеют яхтами, и с капитанами, которые на конкретных отрезках могут присоединиться. Много людей готовы помогать. И уже сейчас, когда на самом деле еще ничего нет (смеется), есть огромное число людей, и технических возможностей, и средств, чтобы начать работу в конкретных точках.

Нынче здесь, а завтра — там

— Что первое на пути?

— У нас есть грубо разработанный маршрут всей экспедиции — мы пересекаем Средиземное море, выходим к Азорским островам, потом спускаемся на Канары, пересекаем Атлантику, проходим по Карибскому бассейну, спускаемся вниз вдоль Южной Америки, пересекаем мыс Горн, сидим довольно долго у океанического свала около Чили, потом поднимаемся до Сан-Франциско и оттуда по большой дуге через Мусорные острова на Гавайи, оттуда в Океанию, а там — Новая Зеландия и Австралия, дальше — Индонезия и Индийский океан, Эмираты, и, огибая Африку, мы возвращаемся к Средиземному морю.

Этот маршрут, при хорошем раскладе, яхтсмены, которые идут на скоростных яхтах, проходят за шесть-восемь месяцев. У нас нет цели обогнуть земной шар, это, скорее, вектор направления. Просто интересно делать кругосветку, а не маленькие выходы, хотя они тоже резонны, и может случиться, что мы будем ходить маленькими этапами. Набралось финансирование на определенный кусок маршрута — вышли, пересекли Средиземку. Потом — обрабатываем материалы, выпускаем фильмы, которые мы успели наснимать, книги и так далее. То есть изначально это не планировалось как экспедиция на все три года, когда мы садимся в одном порту и потом, покачиваясь, зеленые и заросшие, как Тур Хейердал, спускаемся через три года к той же точке, с которой начали. (Смеется.) Так, конечно, не будет.

Три года — очень большой срок, и даже среди серьезных моряков и военных, которые занимаются дальними переходами, больше трех месяцев в море никто не сидит. Начинаются проблемы с головой, это очень тяжело и физически, и психологически. Естественно, у людей из нашей команды и присоединившихся есть своя жизнь, семьи, которые нельзя оставить на три года и уйти в плавание. Поэтому все участники — они сменны и взаимозаменяемы. Не будет людей, которые будут участвовать в экспедиции от начала до конца, возможно, только я (смеется).

Смена людей имеет очень большое преимущество — в «боевых» условиях ты можешь проверить каждого участника. Сейчас есть довольно серьезный костяк, с которым я работаю плечом к плечу уже много лет на биостанции и ныряю под лед, люди, которые держат тебя на веревке, и твоя жизнь в их руках, первоначально мы идем с ними. Но есть уже два сменных состава, люди, которые являются большими профессионалами, идут с нами на одном энтузиазме и не требуют никаких денег. Так вот, во время экспедиции будет возможность «отсеивать» тех, кто окажется к ней не готов.

— С какого места начинается путешествие?

— Первая точка — в Мармарисе (Турция).

Достать гребневика

— Какие научные задачи ставит перед собой экспедиция?

— Поскольку это мероприятие очень большое, то и задач у нас — целый список. Мы постараемся выполнить максимально много. Первая — это сбор визуальных данных и наблюдений по тем организмам, которых невозможно держать в лаборатории.

Это крайне важные съемки, потому что по одной-двум минутам записи питания, размножения или охоты вида гребневика или медуз уже можно написать научную статью. И цель здесь не в публикации, а в том, что иначе эти знания никак не раздобудешь. Когда мы рассказывали о проекте легендарному ученому Вильяму Хемнеру, консультировались с ним по поводу научных задач, он попросил прислать ему несколько фотографий того, чем мы занимаемся, в качестве доказательства того, что мы не лопухи. Он сказал нам — раз вы работаете на Белом море, у вас есть там такие крылатые моллюски — морские ангелы, расскажите про их питание.

Мы ему написали небольшую статейку, переслали с ней несколько фотографий и добавили те, которые были сделаны нами за последние несколько лет. Он ответил тут же, очень возбужденный, мол, надо же, это тот самый гребневик, которого мы зарисовывали в течение двух недель, ныряя с планшетником. А у нас есть две фотографии, показывающие две формы гребневика. Он сказал, что по этим двум фото он может дополнить свою статью, опубликовать ее заново, и это возьмут лучшие научные журналы только потому, что этого никто никогда не видел.

Вторая задача — это участие в международном проекте баркодинга. Это генетический семплинг — сбор ДНК-материала всех живых организмов Земли. В этой гигантской программе участвуют весь мир, все институты, в том числе наша биостанция. Работа заключается в том, что вы фотографируете зверька, кладете его образец в пробирку со спиртом, указываете координаты, где он был взят, и отдаете в лабораторию. Там его разбирают на ДНК, сегменируют, и вся полученная информация публикуется в огромном банке данных. Эта работа будет идти не один десяток лет, и она крайне полезная. Поэтому всех встреченных животных мы будем собирать в баночки.

Без света никуда

— Как вы снимаете всю эту красоту?

— Снимаем мы все это профессиональными камерами. Это и фото, и видеотехника, причем, по сути, она ничем не отличается от наземной. Это те же самые «Кэнон» и «Никон», спрятанные в герметичные боксы, которые стоят больше, чем сам фотоаппарат.

И обязательно искусственный свет, потому что под водой спектр съедается, и приходится объекты освещать. А мы еще занимаемся прозрачными телами, а их нужно высвечивать  настолько мощно, что в глаза человеку его лучше не направлять. Этих животных найти-то трудно: над тобой — огромная толща воды, и нужно найти маленькие «шарики» в сантиметр размером, и заметны они только по крохотному «крестику» на теле.

Все это снимается с помощью макрооптики, иногда — со специальными увеличителями, линзами. С очень хорошим качеством мы можем снимать объекты размером в 2 мм. Меньше — уже сложнее, т.к. это микроскопная съемка.

— Сколько длится съемка?

— Столько, сколько водолаз находится под водой. Человек сделан из костей и мяса, ограничен физически, и снимать с двумя баллонами может около полутора часов. Это — максимальное время пребывания под водой, за это время ты очень сильно устаешь. Сорокаминутная съемка — это тоже тяжело, и таких по две-три в день. То есть в тех регионах, где мы будем работать, у нас будут переходы, а дальше — точка, в которой мы будем нырять.

Робот нам поможет

— Насколько глубинными будут съемки?

— Человек погружается на глубину до 40 метров. Мы будем ограничивать себя этой глубиной, потому что дальше можно нырять на смесях, даже на воздухе, но есть большие риски получить кессонную болезнь, баратравму. В случае если вами заинтересуется какая-то акула и вам придется экстренно подниматься, то лучше нырять бескомпрессионно, то есть не превышать правила пребывания на определенной глубине и не подвергать себя риску. Профессиональной барокамеры у нас не будет, только надувная, в качестве «скорой помощи». В несерьезных случаях она поможет, но в серьезных — это ерунда.

Мы планируем, что у нас будет подводный робот, который будет нырять на глубину до километра-полтора. Это небольшая субмарина на шнуре, которая управляется с поверхности при помощи рычажков и джойстиков. В ней стоят одна или две серьезные камеры, которые передают сигнал на поверхность, большие мощные светильники и манипуляторы для сбора объектов. Если с финансированием все будет нормально, то мы собираемся установить на робота ULTRA-HD-камеру, которая снимает в 4k-разрешении. Таких съемок на глубине еще не было ни у кого.

У нас в команде есть человек, который занимается разработкой глубоководных камер, и он говорит, что то, что мы задумали, — это возможно.

В марине визы не нужны

— Как вы собираетесь преодолевать границы огромного количества стран? Нет ли с этим проблем?

— С границами все довольно просто: если вы идете на небольшой парусной яхте, вы не можете сходить на сушу, но в марине можете сидеть сколько угодно. Марина — приграничная территория, которую нельзя пересекать.

Поэтому пройти по всему миру на яхте можно без визы. Естественно, в тех странах, где мы собираемся сойти на берег, читать лекции, устраивать выставки, проводить конференции, нами получается виза. Так как вся экспедиция поделена на этапы, мы более-менее знаем, в какую страну придем. Те институты, научные организации и музеи, в которых мы будем читать лекции, обеспечат нас приглашениями.

— Кто из зарубежных научных организаций заинтересован в вашем проекте?

— Это довольно большой список — канадские и американские музеи и океанариумы, морские институты. К примеру, в нем есть  океанографический институт Вудс Хоул и шмиттовский Институт океана. Все они заинтересованы в том, чтобы с ними делились информацией, которую они сами не очень могут получить. Поэтому сотрудничество строится на абсолютно человеческом отношении.

Фактор кирпича

— Опасно ли это путешествие?

— Не то чтобы сильно, потому что современные средства навигации позволяют задолго обходить все шторма и циклоны. У нас будут интернет в любой точке, серьезная команда, отвечающая за безопасность. Она состоит из людей, которые ныряли в экстремальных условиях. Есть в ней и спасатели Центроспаса МЧС, которые работали на множестве телепроектов вроде «Последнего героя». И когда я еще ходил в пятый класс, они уже прыгали с парашютом в Арктике и ныряли в полном водолазном снаряжении.

В целом может произойти что угодно. Но ведь можно выйти из дома, поскользнуться и сломать себе ногу у подъезда. Естественно, вас может смыть за борт, у вас может кончиться воздух, вы «словите» баротравму, растянете себе ухо и вывихнете палец (смеется). Надеюсь, таких страшных вещей не произойдет, никто никому ногу не отгрызет. С другой стороны, почему бы нет? Романтика.

Наталья КОНСТАНТИНОВА. Фото Александра СЕМЁНОВА.
Посмотреть работы героя публикации можно тут.