Край фьордов и синего льда

(Продолжение. Начало в предыдущих номерах.)

Дневник капитана Николая Литау

15 августа 2012 г., 09:00 73°03` с.ш. 47°14` в.д., Баренцево море.

Кому в путь — тому пора

Вот и пришла пора прощаться с Баренцбургом. Нам понравился этот симпатичный городок. Хотелось ещё раз, прежде чем идти в места неприютные, прикоснуться к благам цивилизации: на этом краю света подают карпаччо копчёное из кита Минке и стейк из нерпы, да простят меня борцы за права животных.

(Продолжение. Начало в предыдущих номерах.)

Дневник капитана Николая Литау

15 августа 2012 г., 09:00 73°03` с.ш. 47°14` в.д., Баренцево море.

Кому в путь — тому пора

Вот и пришла пора прощаться с Баренцбургом. Нам понравился этот симпатичный городок. Хотелось ещё раз, прежде чем идти в места неприютные, прикоснуться к благам цивилизации: на этом краю света подают карпаччо копчёное из кита Минке и стейк из нерпы, да простят меня борцы за права животных.

После Лонгьира путь наш лежал на юг, в сторону дома. Но нужно было посетить ещё одно место в архипелаге — залив Белльсунн и его продолжение Ван-Мейен-фьорд. Эти места тоже связаны с именем Владимира Русанова: именно отсюда он начал обследование архипелага.

С попутным приливным течением «Апостол» прошёл в узкий проход, и вот мы уже защищены от всех бурь и волнений Гренландского моря, если таковые случатся. «Геркулес» же сто лет назад, пройдя за остров, укрылся ото льдов. «Южный рукав залива Бель-Зунд оказался весь наполненным льдом, а северный рукав (сегодня это Ван-Мейен-фьорд), защищённый длинным островом Акселя, оказался совсем свободным ото льда» — так писал Русанов век назад. Пройдя до середины фьорда, мы встали на якорь у его северного берега. Нашей целью в данном случае были не следы Русанова, а останки древнего поморского судна. Первым на берег сошли капитан и творческая интеллигенция. Но археологического чутья нам не хватило, и мы приняли за останки судна пару стянутых ржавыми болтами брёвен.  

Вернулись на яхту слегка разочарованные. Я попросил Сергея Бармина съездить за художником — тот остался на берегу рисовать. И потомственному помору сопутствовала удача! Он нашёл не только художника, но вместе они набрели на поморский коч. Кораблик изрядно был занесён песком и щебнем, только верхние концы шпангоутов и остатки штевня возвышались над поверхностью. Но контур его чётко вырисовывался, и мы могли шагами измерить длину древнего судёнышка и даже постоять «внутри». Обсуждая находку, провели вечер на рейде, решив остаться на якоре и до утра. Но ровно в полночь «Апостол Андрей» заворочался, и якорь сорвало. Наступило 9 августа — День спуска нашей яхты на воду. Пришлось внять пожеланию судна — «Апостол» не хотел стоять здесь — и перейти в восточную оконечность Ван-Мейен-фьорда, бухту Риндерс, и встать ввиду ледника Паулы.

Как раз читаем об этом леднике у Русанова: «Найдя удобную пристань у одного глетчера, мы занялись обследованием северного Бель-Зунда». Мы же продолжили спать до завтрака. После подняли якорь и подошли вплотную к кромке ледника. Где-то здесь Русанов высадился на берег и предпринял с двумя матросами переход по ледникам на западный берег Шпицбергена, «чтобы достигнуть Стур-фиорда». Поход длился 6 дней и оказался непростым: идти пришлось по глубокому снегу, пропитанному водой, спать на льду. На обратном пути Русанов чуть не погиб, провалившись в стометровую трещину. Изрезав себе руки, геолог чудом удержался на снежном карнизе.

На берегу Стур-фьорда Русанов убеждается, что весь пролив забит дрейфующими льдами и для судна непроходим. А значит: «…я не пойду в Стур-фиорд, сэкономив таким образом время на обследование как западного побережья, так и лежащей к востоку от Шпицбергена обширной и в значительной мере неизвестной области Ледовитого океана».

Мы направили свой штевень в бухту Свеа. Здесь перед нами встала непростая навигационная задача: чему верить? Два компьютера с картами дружно говорили, что не пройти нам к причалу — мелко на фарватере. Бумажная же карта со свежей корректурой утверждала обратное — воды достаточно. Дальнейшие события показали, что на этот раз правым оказалось большинство: уселись мы на мель аккурат в точке, где предсказывала электроника, прямо на фарватере.

Снявшись с мели, мы встали на якорь в стороне от так называемого фарватера и двумя группами на тузике съездили на берег. Впечатление от посёлка было на редкость единодушным: абсолютно неинтересное место. Место, в котором не ждут туристов и ротозеев. Рабочее и унылое. И мы переставили «Апостола» к южному берегу фьорда, в удобную бухту с живописным берегом и журчащим ручьём, и там встретили 16-ю годовщину! 10 августа (по старому стилю) 1912 года Русанов отправил в Санкт-Петербург доклад о завершении  работ на архипелаге. 10 августа сто лет спустя и мы могли сказать — намеченная программа выполнена, можно покидать Шпицберген.

Дневник юнги Анны Золотиной

Баренцево море 15 августа 2012

Все мы в этом плавании немножечко Русановы. Чтобы почувствовать себя Владимиром Александровичем еще больше, да и просто интереса ради, решили десантироваться на ледник Фритьов.

Глетчер встретил гостей без радости — туману напустил, дождем захныкал. Нам он тоже поначалу не очень-то глянулся: лед темный, перепачканный, весь в низкой облачности, грустный какой-то. Но он был последним на нашем пути, а полазить, поснимать хотелось, поэтому я закуталась в непромокающие одежды, отмотала рулон мягкой бумаги для объектива и вместе с капитаном и Сергеем Барминым покинула теплую яхту. Ушли на тузике в морось.

Потом, когда уже шагала по Фритьову, я разглядела, какой он красивый, даже грязь была произведением искусства — она замерзла причудливым рисунком в слоях прозрачного льда, создавая объем и демонстрируя его толщину.

По скользкой наклонной рваной поверхности ледника наш маленький отряд передвигался очень осторожно, опасаясь скатиться в пропасть. Сергей сказал: «Я шагаю как пингвин». И правда, похож. Да я и сама так же — вперевалку, мелкими шажками, руки немного в сторону для равновесия. Надо же, прежде думала: они из-за веселого характера так смешно топают. Так, пингвинами, мы и шли, цепляясь за фалды курток и руки друг друга, выбирались из трещин, грязевых болот, проползали через разломы по снежным мостикам.

Заглядывали в расщелины бездонные, казалось, упадешь и выскочишь на другом конце шарика, как раз к тем самым забавным птицам в темных фраках, вертели головами и фотоаппаратами, любовались. Пока ледник не объявил — все, дальше не пущу. Впереди он был совсем искалечен, изжёван, скалился кривыми синими растрескавшимися зубами, глухо выл, теряя кусочки себя… Я стояла у разлома завороженная, впившись взглядом в эту жуткую, неуютную, больную, агрессивную, ледяную красоту. А далеко-далеко совсем крошечный «Апостол» приветливо кивнул нам гротом и бизанью: «Возвращайтесь!». И мы вернулись домой. В тепло и к ужину.

(Окончание в следующем номере.)