Край фьордов и синего льда

(Продолжение. Начало в предыдущих номерах.) 

Дневник капитана Николая Литау

26.07.2012 От головы до пупка

Баренцево море встретило нас зыбью с севера, оставшейся после шторма, и волнением с веста. Совместно они заставляли яхту совершать замысловатые и неожиданные прыжки, а членов экипажа — биться об углы внутри помещений и отказываться, одного за другим, от стряпни кока.

(Продолжение. Начало в предыдущих номерах.) 

Дневник капитана Николая Литау

26.07.2012 От головы до пупка

Баренцево море встретило нас зыбью с севера, оставшейся после шторма, и волнением с веста. Совместно они заставляли яхту совершать замысловатые и неожиданные прыжки, а членов экипажа — биться об углы внутри помещений и отказываться, одного за другим, от стряпни кока.

Дольше всех продержался сам кок — наша юнга-фотограф, но на вторые сутки море уложило и её. Нас оставалось только двое за столом — я да Денис Давыдов. Иногда в отдалении мелькал художник.

Анатолий вообще-то не подвержен морской болезни, но береговая кухня подорвала здоровье ветерана, и ему пришлось воздерживаться от пищи вместе с укачавшимися. Это заставило меня серьёзно пересмотреть собственную гипотезу, выдвинутую в соавторстве с выдающимся конструктором и другом яхты Саней Каргаполовым, — степень укачиваемости прямо пропорциональна расстоянию от головы до пупка.

Открыт этот закон был в дни третьей кругосветки. Тогда теория блестяще подтверждалась практикой. Из пяти членов экипажа — художник, капитан, старпом Киреев, Дима Стадниченко и Сергей Жуков — каждый последующий был выше предыдущего на 5 см (все разместились на отрезке 172-192 см). И, соответственно, каждый следующий был больше предыдущего подвержен морской болезни.На этот раз капитан со своим средним ростом оказался самым высоким в экипаже (селекция и отбор!), а больше всех укачивается самый мелкий юнга.

Так, «общаясь с Ихтиандром», экипаж мужественно пересёк Баренцево море, и на пятые сутки нашим взорам открылись берега Груманта. Ветер скис, и даже видимость стала приличной, позволив всем любоваться острыми вершинами гор, из-за которых Виллем Баренц и назвал эту землю Шпицбергеном. Случилось это 19 июня 1596 года. Художник с фотографом приступили к работе, я связался с Баренцбургом. Марина Южанинова, — руководитель местного русского культурного центра, сообщила, что нас уже ждут. Пребывание обещает быть интересным и полезным.

Между тем Шпицберген счёл достаточным время, отведённое для любования, и укутался туманом, напустив встречный ветер. «Апостол» запрыгал по валам, народ заскучал за ужином. Переход завершался так же, как и начинался: встречным ветром и родео на волнах.

Дневник юнги Анны Золотиной

26.07.2012Баренцево море

…Две ложки манной каши слиплись в маленький белый комочек и носятся, как взбунтовавшийся кролик в удаве — от хвоста к глотке, от глотки к хвосту. Свернувшись калачиком, пытаюсь удержать, не растерять редкую пищу, отправленную в мой желудок первый раз за два дня. Тошно и холодно, мерзко все.

Кроме того, что мутит и выворачивает, нестерпимо болят голова и правый глаз. Чертова качка, проклятый северный ветер, встречная волна! «Апостол» дергается от удара в «челюсть», подпрыгивает и шатается из стороны в сторону, я подпрыгиваю вместе с ним, нам обоим хреново. У меня еще пара часов на валяние, потом надо готовить обед. Придется заставить себя принять вертикальное положение, идти на камбуз и, самое страшное, чувствовать отвратительный запах еды. Может, за два часа случится чудо — изменится ветер?

Господи, пошли нам фордак (ветер в корму. — Прим. автора), или бак-штаг (ветер сзади и сбоку. — Прим. автора), или галфвинд (ветер сбоку. — Прим. автора) — только не в морду, пожалуйста, только не в морду! Надо думать о чем-то хорошем. Красота… Я знаю, там, куда мы идем, будет так красиво, что все мои страшные муки покажутся мелкими и незначительными, я знаю. Я уже бывала в тех краях, в волшебном мире чистых красок, заснеженных гор, голубых ледников, белых медведей, серебристых песцов, толстозадых моржей. Впиваюсь в воспоминания об арктических красотах, как пиявка в свежую рану, держу перед глазами эту картину, как молитву, листаю, как фотографии в альбоме, повторяю образы как мантру, ворошу воспоминания. Я о них греюсь.

Потом думаю о других, о тех, кто рядом, о тех, кто спит в носовой части яхты и несет вахты. В моей-то каюте две стенки, любой крен удобен, люк не протекает, лишь редкие капли конденсата орошают спальник. А они не только страдают от качки, они мерзнут и мокнут, их поливает дождем и морской водой, на палубе и в койке. Кто-то совсем не ест, кто-то почти не спит. Денис привязал две веревки, чтобы не свалиться со второго яруса в бездну прохода.

Представляю, каково лежать на этих веревочках, когда лодку валит на правый борт. Каждый раз радуюсь за того, кто спускается с палубы в теплую кают-компанию, похожий на космонавта, такой же неповоротливый, в красном «непромоканце»-скафандре, под которым много чего еще, а сверху — спасжилет, и не для безопасности, а для тепла.

Я думаю, что заставляет их из года в год, каждый раз как «Апостол» отправляется в эти непогодные места, подниматься на борт и уходить из лета, отлипаться от теплых тел, оставлять привычную работу, уютные квартиры, отрываться от руля любимого автомобиля с подогревом кресел, браться за руль лодки — мокрый, холодный, соленый, противный?  Не знаю, обязательно расспрошу, как только перестанет мутить и я снова начну получать удовольствие от общения.

Почему-то очень приятно находиться среди этих хороших людей, среди мужчин, чьи волосы не прилизаны гелем, а растрепаны и перепутаны свежим ветром. Мне нравится смотреть в глаза, в которых не только отражается свет энергосберегающих ламп, в которых горит свой огонь, чертовски притягательный. Я читала о таких, как они, в книгах, им просто необходимо «бороться и искать, найти и не сдаваться». Греет то, что они есть и в моем, современном, мире.

И так приятно сварить им супчик и услышать: «Спасибо, Анют, вкусно»…

(Продолжение следует.)