Дон Кихот Калужский

Мировая литература безбрежна. Но есть в ней сияющие высоты, которые можно перечесть по пальцам одной руки. Среди них — «Дон Кихот» Мигеля Сервантеса. И с 26 октября этот архетип — в коллекции Калужского драматического театра.

Главный режиссер областной драмы, заслуженный деятель искусств России Александр Плетнев уже ставил версию этого произведения во Владимире. Калужский вариант расцвел живой музыкой, убедительно переведшей рыцарскую коллизию в плоскость вечности. Цокот копыт, тема дороги, песня Егора Летова в исполнении Григория Бирюлина, ритм и лирика стали эмоциональным мостом между сегодняшним зрителем и давними идеалами.

Мерцающие свечи рампы «под старину» подчеркнули условность действа. Декорация мультитеатрального художника Олега Головко (в Калуге он работал на славном «Доме восходящего солнца») представляла собой площадь для экзекуций под фонарями, с которыми еще Диоген безуспешно искал человека.

С афиши на нас смотрит сквозь кровавую пелену умирающий герой в нимбе. За что он страдал? Не напрасно ли? И вообще, был ли мальчик?

С этого спора начинается спектакль. Благоразумные жители Ламанчи уверены, что рыцарей никогда не было, а их хозяин «сбрендил» от романов. Кстати, они свисают прямо с неба на цепях, как скрижали Моисея, как Голубиная книга! Чтобы Альдонсо Кихано (заслуженный артист России Михаил Кузнецов) на опыте убедился в несостоятельности своей концепции, его снаряжают поискать драконов и великанов. Санчо Панса (Игорь Постнов), которому обещано губернаторство на острове, берется сопровождать хозяина.

А в чем смысл любви? По Владимиру Соловьеву — в том, что мы сквозь земные несовершенства начинаем видеть небесный облик, максимально возможный расцвет души. Поэтому содержанка Настасья Филипповна для Льва Мышкина — ангел чистоты, а универсальные работницы трактира для Дон Кихота — невинные девы.

Вообще «Дон Кихот» — мужской вариант «Золушки». Не тыква, а карета, не тазик для бритья, а шлем, не грязноногая батрачка, а Дульсинея (Ирина Якубенко, первый выпуск калужского набора РАТИ), не мельницы, а великаны. Но финал — не обретение земного счастья, а полная самореализация души.

Врач (Дмитрий Денисов), конечно, прав: «Не бывает чудес в 1605 году!» Поэтому потешаются над Дон Кихотом и в хижинах, и во дворце. Герцогиня (Татьяна Овсяникова) даже пресс-конференцию устроила герою. «Прелестен, как живой! Взгляд невинный, как у девушки!»

«Честь какого количества дев вы успели защитить?»

«Какого рода Дульсинея?»

«Она дочь своих дел!»

Такой идеализм неприличен, колет глаза, как злой укор. Ведь жить следует не так, «нужно жить, ничему не удивляться, сохранять философское спокойствие, тогда обретешь свободу. Жизнь — сама по себе счастье. Живите для себя, сеньор!» — учит бакалавр.

Умер истерзанный, избитый, оболганный, осмеянный старик, и погасла рампа, и звезды на небе померкли. Но из вечности летят его слова: «Разве король может насиловать чью-то волю? Несчастные страдают, счастливые зажимают уши! Среди вас есть несчастные, угнетенные? Я — ваш защитник!»

После спектакля мы побеседовали с его создателем, Александром Плетневым.

— Евгений Шварц написал не пьесу, а сценарий для фильма Г. Козинцева. В чем состояла ваша адаптация текста для сцены?

— Мы изменили завязку. У Сервантеса и Шварца Кихано уходит странствовать сам, а у нас родные «подшутили» над старшим в роде, снарядив его в дорогу.

— У спектакля подзаголовок — «Обычная история». Почему?

— Обычная реакция окружающих — неприятие всего, что выше по уровню, морального гения.

— Какие книги вы посоветовали бы родителям давать читать сыновьям, чтобы пробудить в них рыцарство?

— Я ретроград. Ничего лучше советского многотомника «Библиотека приключений» не знаю, от Фенимора Купера до Джека Лондона. Еще было бы здорово поставить «Капитана Блада», «Робин Гуда»…

Искусство, религия, сама наша цивилизация стоят на идеалах. Сообщества социальных животных выживают не благодаря конкуренции, а благодаря альтруизму его членов. Эгоизм же приводит к вымиранию, что подтверждает статистика. В Дон Кихоте — залог наступления грядущего.