Деньги на старость

(Окончание. Начало в предыдущем номере).

— Мне кажется, что, когда вы придумываете вот это все хорошее, вы все равно придумываете это в какой-то идеальной стране… (Окончание. Начало в предыдущем номере).

— Мне кажется, что, когда вы придумываете вот это все хорошее, вы все равно придумываете это в какой-то идеальной стране…

— Та система, которая у нас сложилась к середине двухтысячных годов, — это одна из наиболее современных европейских моделей пенсионного обеспечения. Такие системы есть далеко не во всех странах Западной Европы. Потому что у нас эта модель делалась по образцу новой шведской пенсионной системы. И она включала не только весь набор накопительных форматов от добровольных до обязательных, но и участие государства в софинансировании.

Но и распределительная система у нас базируется на принципах персональных пенсионных счетов, что сейчас считается одним из наиболее современных пенсионных форматов. Он сложен тем, что надо действительно вести персональный учет взносов, и далеко не все страны, в том числе западные, готовы это делать. Но мы, в принципе, смогли это наладить. Беда в том, что сейчас это начинает разрушаться во многом просто из-за того, что государству было долгое время наплевать на то, что происходит в этой сфере. Но, в принципе-то, Россия тоже не безнадежна. У нас вполне приличная, вполне современная пенсионная система, если ее не ликвидируют.

— Но она же еще фактически не действует. Еще не вышли те люди на пенсию, которые по этой современной системе получали бы пенсию.

— По накопительной — нет, а по распределительной уже выходят люди. И их пенсия отражает их реальные взносы.

— То есть те, кто работал официально и получал белую зарплату, они реально получают пенсию не хуже, чем те, кто ушел на пенсию десять лет назад?

— Думаю, что да. Дифференциация пенсий у нас реально возросла по сравнению с началом двухтысячных годов, и это была одна из главных причин этой реформы. Потому что в начале двухтысячных годов  у нас дифференциация в самый критический момент была 20% между минимальной и максимальной трудовой пенсией. Сейчас она уже примерно в два раза различается. И она уменьшилась в результате последних голиковских реформ, когда всем стали делать доплаты до больших региональных прожиточных минимумов, но она все равно больше, чем в начале 2000-х годов.

— Вы считаете, что нужно учитывать все эти особенности — региональные, возрастные, профессиональные? Или все-таки пенсия должна быть более или менее универсальной хотя бы для поколения на двадцать лет?

— Наша идея в том, что если настраивать на потребности различных групп и максимально их учитывать, то мы получим гораздо более приятную для людей пенсионную систему, которая действительно отвечает их важным ожиданиям, даже при тех же ресурсах, которые мы бы направили.

— А есть вероятность того, что когда-нибудь либо поднимут резко пенсионный возраст, либо вообще отменят трудовые пенсии в стране?

— Я считаю, что разговоры про отмену пенсий — это разговоры, не имеющие отношения к нашим сегодняшним условиям. Что будет через пятьдесят лет, сказать очень трудно. Мы не понимаем того общества, каким оно будет через пятьдесят лет. В принципе, если мерить по числу стариков, то наше общество будет таким, как общество Франции или Германии сегодня. Мы их только догоним к 2050 году. Но ни во Франции, ни в Германии никто и не помышляет об отмене пенсионной системы. Может быть, это случится через 70 или 80 лет, а может быть, и не случится.

— Допустим, в каком-то варианте предложения Минтруда будут приняты. Кто первым ощутит эти изменения?

— У той части, которая сейчас участвует и связана с негосударственными пенсионными фондами, должны зародиться вопросы. Более двадцати миллионов человек уже получают права на будущую пенсию (накопительную или негосударственную) в этих фондах, и у них возникнут вопросы, а смогут ли они воспользоваться этими правами, если эти фонды поставлены вне закона.

Плюс люди, которых лишат досрочной пенсии, а это не так мало. По вредным условиям труда получают досрочную пенсию порядка 5 млн человек, по территориальным условиям проживания досрочную пенсию получают порядка 2,5 млн человек, по льготным основаниям и за выслугу лет (врачи, учителя, артисты) — еще около 3 млн человек. Итого более 10 млн. человек получают досрочную пенсию, а это более 30 % от общего числа получателей пенсии по старости.

Я процентов на 90 уверен, что в том виде, в котором она предлагалась, пенсионная реформа делаться не будет. Я думаю, будут пытаться уменьшить в размерах обязательную накопительную часть, но совсем убрать побоятся. Большая вероятность, что попытаются пропихнуть новую формулу расчета пенсии. Но там все связано. Дело  в том, что если не ликвидировать накопительную систему с персонифицированным учетом, то и в распределительной нет смысла отменять персонифицированный учет. Потому что он все равно несет две функции там. И неразумно в одном сегменте пенсионной системы его отменять, а в другом сохранять.

Мы еще не проговорили о том, какие недостатки мы видим в накопительной системе. Это очень важный вопрос. В накопительной системе главная проблема, конечно, низкая доходность и отсутствие сохранности. И все споры ведутся по поводу того, является ли низкая доходность имманентной проблемой России. О том, что Россия — такая страна, что невозможно у нас успешно надежно инвестировать пенсионные деньги. Это, на мой взгляд, абсолютно неверно. Верно то, что существующая система пока этого делать не позволяет, ее надо развивать.

Приоритет номер один: позволить настроить структуру пенсионных вложений так, чтобы они вкладывались в активы, приносящие наибольший доход на длительный срок при разумных рисках. И это российский рынок уже позволяет делать. При том, что НПФ остаются некоммерческими организациями. В половине стран мира, где существует обязательная система, НПФ — некоммерческие организации. И это ничему не мешает. Вот в Австралии, например, существуют все формы, и именно некоммерческие организации давали наиболее высокую доходность в течение последних десяти лет.