Ханума на ковре

Калужский драмтеатр открыл сезон постановкой комедии с грузинским акцентом. Публике показали спектакль, поставленный московским режиссером Аллой Решетниковой «Ханума» по пьесе Бориса Рацера и Владимира Константинова.

Открывать новый театральный сезон принято постановкой если не знаковой для театра, то, по крайней мере, спектаклем, намечающим его общий курс. В 242-й раз Калужский областной драматический раздвинул занавес легкой комедией. Можно предположить, что театр медленно меняет курс от современной публицистики к острову развлечений. Тенденция эта для Калужской драмы не нова. В последние годы все чаще на афише театра мелькают названия для «а пойдем поржем».

Мог ли догадываться скромный грузинский начальник одной из станций Закавказской железной дороги в конце позапрошлого века, что написанная им пьеса-водевиль «Ханума» переживет его и станет собирать публику третье столетие? Вряд ли. Ведь, по сути, пьеса очень проста, без глубоких подтекстов. Рассчитана она была, скорее всего, на незатейливое развлечение публики.

Так и затерялась бы она во времени, но во второй половине прошлого века известные советские драматурги Борис Рацер и Владимир Константинов переписали ее, а Ленинградский БДТ поставил спектакль с великими советскими актерами. Телепостановку «Ханумы» тогда посмотрело огромное количество жителей СССР. После того триумфа «Хануму» не решались брать в работу режиссеры советского театра. Оно и понятно — слишком ярким был спектакль БДТ.

Шлейф этот тянется до сих пор. Поэтому решение Калужского театра рассказать веселую историю про находчивую сваху должно было быть достаточно смелым. Обычно такие пьесы режиссеры берут, только если у них возникает четкая идея того, как развернуть материал с необычной стороны, освежить его современными смыслами. Последняя премьера Калужского драмтеатра разрушила этот «обычай». Публике рассказали историю в ее почти первозданном виде, при этом режиссер сумела аккуратно вплести грузинский колорит в русскую постановку.

Спектакль начинается с «реверанса» зрителям. Режиссер решила перед началом рассказа истории пояснить, что «мы не играем Грузию». Актеры выходят на сцену из зала, причем видно, что на авансцене толпится именно труппа театра, которая собирается публике что-то показать. Немного затянутый пролог, наконец, завершается, и открывается занавес.

Избежать «Грузии» в до корней грузинской пьесе невозможно. Важно, как это сделано. В калужском варианте «Ханумы» режиссеру далось найти почти неуловимый баланс: мы видим, что на сцене грузинская история, и при этом у нас не возникает диссонанса от того, что историю эту рассказывают в 2018 году русскоязычные актеры. Более того, ближе к концу первого акта вообще забывается национальность, нет, она, конечно, присутствует, но не только не мешает, но очень органично окутывает все перипетии разворачивающегося действа.

Посмею предположить излишним тот самый «реверанс» в прологе. К тому же режиссер, заявив этот прием, больше к нему не возвращается. В финале после замечательного, вихрем пронесшегося танца (хореограф спектакля Елена Теребиленко) актеры выходят на обычный поклон — ни намека на «выход» из ролей, который, по идее, предполагался, исходя из пролога.

Природа смеха всегда сильно привязывается к сиюминутным принципам жизни общества. То, над чем смеялись люди в 1889 году, почти наверняка вызовет лишь легкую улыбку у человека в 2018-м. Необходимо найти верные акценты в пьесе давних лет, которые затронут зрителя сегодня, заставят его засмеяться. Увы, на премьере зрительный зал не часто взрывался хохотом. Точнее было бы сказать, что во время спектакля лишь несколько раз в зале коротко «всхохотнули».

Причина этого не в том, что спектакль получился скучным. Нет, он интересен, увлекателен, не затянут. Крепко «сбит» режиссером. «Ханума» Решетниковой лишена пошлости, постановщик старательно гасила даже намеки на низкопробный юмор. А ведь пьеса весьма располагает к расцвету всяческого «площадного животного ржания». Юмор в спектакле именно

интеллигентен.

Бурка, национальный кавказский плащ без рукавов в спектакле несет, пожалуй, главную визуальную нагрузку. Гигантские белоснежные бурки, увенчанные папахами двигаются по сцене как самостоятельные персонажи спектакля. Они открывают нам то дом князя Вано Пантиашвили, то ночной Авлабар. В бурках прячутся персонажи, гиганты с папахами, как мифические паровозы, «подцепляют» очередную локацию действия и «увозят» ее от зрителя. Очень интересный прием.

Художник-постановщик спектакля Максим Железняков не детализирует обстановку. На сцене кулисами висят ковры с национальным орнаментом. Вдали схематично видны угловатые почти картонные «горы» с тем же орнаментом. Появление персонажей часто происходит «по-волшебному» — поворачивается висящий ковер и появляется новый персонаж комедии.

Условности этого постановочного решения несут, помимо завораживающего визуального наслаждения, еще и большую смысловую нагрузку. Действительно, на Кавказе бурка не только предмет одежды, она имеет глубокий сакральный смысл для южных народов.
Когда рождался мальчик, его заворачивали в бурку, чтобы вырос настоящим мужчиной. Умер мужчина — его провожали в последний путь, накинув на него его собственную бурку. Лучшему другу на Кавказе всегда дарили именно бурку. Таким образом, перефразируя известную фразу «Все мы вышли из гоголевской шинели», которую, кстати, ошибочно приписывают Достоевскому, хотя на самом деле ее сказал французский критик Эжен Вогюэ, рассуждавший об истоках творчества Достоевского, можно сказать, что все грузины вышли из бурки.

Бурка очень верный символ характера, способа жизни, отношения к жизни кавказца. Этот символ дает основу легкой и непринужденной комедии, не позволяя ей стать анекдотом на час.

«Ханума» достаточно «населенный» спектакль. В нем занято больше двадцати актеров, что для калужской сцены действительно много. Первое, что приятно удивляет, — мощная ансамблевость. Персонажи органично дополняют друг друга. Нет «премьерности», нет «проходных» ролей. Буквально все, от Ханумы (засл. артистка России Надежда Ефременко) до последнего жителя Авлабара, на протяжении двух часов кружат в едином остроумном танце истории. Именно эта гармония существования всех актеров на сцене держит внимание зрителя, несмотря на то что собственно история практически всем известна.

При этом единстве, что особенно приятно, не теряется индивидуальность. Соня (Елизавета Лапина), романтичная девушка, любящая Коте (Кирилл Бессонов), неромантична «вообще». И она, и ее возлюбленный — персонажи со своими чертами, со своими характерами. Равно как и Микич Котрянц (Валерий Смородин). Несколько аляповатый грим и костюм не мешают актеру показать живого, реального человека, богатого купца, страстно желающего приобщиться к княжескому титулу.

Отдельное внимание на протяжении всего спектакля, конечно же, приковано к главному действующему лицу — свахе Хануме. Перед Надеждой Ефременко стояла сложная задача. Ведь Ханума стала почти именем нарицательным. Найти в образе новые, свежие черты, вырулить из узнаваемой колеи — дорогого стоит. И актриса, на мой взгляд, прекрасно с этим справилась. Сваха Ефременко приобрела нежность и чувственность. Это, без сомнения, обогатило спектакль.