Любви и места хватает всем

Элегантная, с красивой стрижкой и макияжем, излучающая оптимизм — это Светлана Геннадьевна Сивинская, мама троих собственных и четырнадцати (?!) приемных детей из города Сосенского Козельского района.

В ее облике — ни тени усталости.  А все потому, что в помощниках, по ее словам, — вся семья. И прежде всего, муж Мариян Зигмундович, с которым живут в любви и согласии уже четверть века.

Сказал бы им кто лет пятнадцать назад, что будут воспитывать чужих детей, они бы приняли это за шутку. Но, видимо, кто-то заронил в них это зерно, превратившееся в огромное дерево с множеством ветвей и отростков (дети, внуки). Так, наверно, нужно было, убеждены Сивинские.

Они жили в Литве в трехкомнатной квартире. Монтажник нефтяной и газовой промышленности Мариян хорошо зарабатывал, обеспечивал семью. Но когда развалился Советский Союз, развалилась и отлаженная жизнь. Их третьему ребенку, Антошке, было четыре месяца, когда он сильно заболел. Мальчуган метался, температура под сорок, а врач с порога заявила, что по-русски с ними разговаривать больше не будет. Указание, мол, такое поступило.

И начался сплошной кошмар, в котором семья промучилась полтора года, терпя унижения, оскорбления. Дочкам Ирине и Жене в детском саду малышня песок в глаза бросала, а воспитатели этого словно не замечали. На двери своей квартиры Светлана и Мариян регулярно читали: «Русские, вон из Литвы!».

Переезд в Россию — с закрытыми глазами ткнули карандашом на карте и попали в Калужскую область — был для них спасением. Рады были комнате в бараке. Тесно, холодно, зато спали спокойно! Светлана устроилась швеей — надомницей. Это ее устраивало, поскольку Ира готовилась в первый класс, Жене было только пять лет, а Антошке два годика. Муж пока еще ездил по командировкам, оставаясь на прежней работе.

После трех лет жизни в бараке многодетная семья получила двушку с подселением. Светлана пошла работать сестрой-хозяйкой в больницу, а Мариян взял на себя хозяйственные заботы. Купили дачу, где выращивали буквально все, завели кур, поросят, коз. Хлопот много, но при этом семейство не обходилось без занятий спортом, творчеством. У каждого свои увлечения — музыка, танцы, рисование. Антон, став постарше, занялся изучением испанского, английского языков. Активистка Ира была в школе ведущей литературного кафе, командиром класса.

Все дети Сивинских — медалисты, закончили московские вузы. Ира — Университет дружбы народов, Женя — Российский социальный, Антон — институт интеллектуальной собственности. Что еще надо? Гордись детьми, наслаждайся жизнью. Но она показалась Светлане Геннадьевне скучной и унылой, после того как один за другим дети стали покидать родной дом. Сначала Ира, затем Женя. «Еще пару лет, — рассуждала она, — и уедет Антон». Мариян Зигмундович в это время уже работал в Москве, приезжал только на выходные. «Что я буду делать одна?» — задавала себе один и тот же вопрос. Но тяжелее всего ей было оттого, что почувствовала какую-то свою ненужность. Хотелось, чтоб, как и прежде, полон дом забот, звонкого ребячьего смеха.

Лучиком надежды забрезжила возможность приютить обездоленных ребятишек. В центре помощи семье и детям «Ровесник» Светлану Геннадьевну приняли с радостью: «У нас есть семилетний Максим».

— Я его беру, — с готовностью сказала она.

— А еще Галя…

— Ее тоже.

 И только когда согласилась, робко спросила, можно ли ей посмотреть на ребят. Дети ставили сказку какую-то. Галя, боевая, шустрая, участвовала в спектакле, а Максим — зритель. Тихий, скукоженный какой-то. При оформлении документов выяснилось, что у него есть брат, на год старше, но он в бегах. Когда Диму отыскали, Сивинские взяли и его.

Больше всего приемных родителей поразили непредсказуемость детей, их болезни, о которых им почему-то не сказали. У двоих был энурез, у третьего — невроз навязчивых движений. Ему выписывали такие препараты, что у Светланы Геннадьевны волосы вставали дыбом. Их принимала ее парализованная мама. Но одно дело пожилой человек, а тут ребенок… Она решила справляться с бедой другими способами. Под присмотром врачей, конечно. Очень много разговаривала с малышом, обо всем: о любимых игрушках, о братьях и сестрах, мультиках, о том, зачем надо учиться и заниматься зарядкой. Она поила мальчугана травами, отварами.

Постепенно избавились от ночных страхов. Когда ребенок кричал, что под кроватью кто-то сидит, она его поднимала: «Давай вместе посмотрим». Убедившись, что там никого нет, мальчик успокаивался. Мама оставляла включенным свет, пела ему песенки, рассказывала интересные истории, и он засыпал. А наутро радостно сообщал: «Мне нисколечко не было страшно, я никого не боялся».

Терпеливо, шаг за шагом преодолевали сложности, хотя порой нервы сдавали. Светлана злилась, ругалась на свою ребятню, преподносившую «сюрприз за сюрпризом». Но если в грязную воду по капле капать чистую, в конце концов, она посветлеет. Светлело и в их доме. Однако периодически тучи сгущались. Шло на поправку здоровье ребят, и тут же возникали проблемы нравственного характера. Один воровал, другой врал, третья устраивала истерики: «Почему вы, неродные, заботитесь обо мне, а родная мать, сволочь, бросила и не вспоминает?». 

— Галя, успокойся, ты же не знаешь, почему так произошло. Вырастешь, может, вытащишь маму из ямы, в которой она оказалась, — пытались вразумить дочку родители. К сожалению, не только приемные, но и родные детки порой в тупик загоняли. Женя уже в институте училась, на социального работника, и вдруг заявляет: «Мама, у меня такое впечатление, что наше место в твоем сердце заняли они»…

— Ну они же маленькие, Женя, беззащитные. Неужто действительно думаешь, что мы вас меньше любить стали? Когда тебе плохо, ты ко мне бежишь, к папе, а им к кому прислониться, кому рассказать о своих несчастьях, в которых не виноваты? Им помогать надо, любовью, заботой. Неужели ты этого не понимаешь?

— Да нет, мам, прости. Сама не знаю, откуда эта ревность противная взялась.

Сейчас у Жени уже своя семья. Давно стала мамой двух дочерей-близняшек Ирина. Выросли и первые приемные дети. Женился Дима. Воспитывает сына Галя. Кстати, навещает свою биологическую маму, не вспоминая уже о том, что та ее когда-то оставила на произвол судьбы. Галя признается Светлане Геннадьевне, что только сейчас начала понимать, как трудно воспитывать человека. И очень благодарна ей и папе, что заставляли в свое время ходить в кружки, приучали к домашней работе, строго спрашивали за дисциплину. «Иначе, — говорит, — из меня ничего бы не вышло».

(Окончание в следующем номере.)