Мемуары сказочника

Древние египтяне желали друг другу: «Живи до ста десяти лет!». Действительно, по исследованиям археологов установлено, что эта продолжительность жизни под сенью великих пирамид не была редкостью.

С изумлением смотрим мы на артефакты тех тысячелетий стабильности. В наших руках время так быстро листает страницы истории, что не успеваешь осознать происшедшее не то что со страной, а даже с самим собой.

Поэтому каждая попытка анализа, осмысления не просто любопытна, а важна в практическом смысле. Тем более если ее делает человек, который «не ждал перемен», который сам был трубой времени, и в него «не чьи-то дули губы, а ветры духа и судьбы».

Главный режиссер Калужского областного драматического театра, заслуженный деятель искусств России Александр Плетнев пишет мемуары. Не рано ли для человека, еще даже не «разменявшего полтинник»? Событий его жизни, тысяч нитей, связывающих его с другими людьми, а главное — плодов его дел, хватит не на сотню современников. Он, эпицентр, носитель и создатель культурных объектов, смыслов, пытается «постоять на перевале и после выйти в новую долину».

Рабочее название мемуаров — «По волнам моей памяти» — отсылает к культовому винилу Давида Тухманова, культуртрегеру восьмидесятых. Эта пластинка для многих стала зеркалом и учебником. То же место займет и книга создателя «Дома восходящего солнца», «Блохи». Очень важен взгляд современника, такого же человека, как я, на те внешние обстоятельства, через которые прошли многие. Здесь нет пафоса, «котурн», есть ирония и здравомыслие.

Мы уже пять лет представляем нашим читателям развернутые интервью Александра Плетнева о честности, женственности, дружбе, предательстве, быте, революции… В этот раз вопросы он задает сам себе. Мы представим вам страницы его автобиографии «с колес»: книга пишется и верстается одновременно.

Часть материалов уже обрела оригинальную форму, часть еще не застыла, лепится прямо на глазах при встречах за чашкой чая с лимоном. Что-то Александр Борисович уже подзабыл, и тут же справляется у мамы, Людмилы Александровны, что-то ищет в своем богатом архиве — там и киносъемка детских лет, и рисунки, и фотографии, и письма. Вот Саша на коленях у родителей — «секретных физиков», разрабатывавших ракетное топливо для штурма космоса.

Вот Александр в джинсе — студент режиссерского факультета ГИТИСа. Вот Александр Борисович в черном костюме-тройке рядом с тем губернатором, который поверил во вновь прибывшего «молодого кадра» — Валерием Сударенковым. А вот подготовка инаугурации Анатолия Артамонова, и ее постановщик, теперь главный режиссер Калужской обл-драмы, выслушивает пожелания заказчика.

Какими были первые шаги автора сорока четырех спектаклей в Калуге? С этого и начинается книга воспоминаний Александра Плетнева.

«Интро

— Плетнев, ищешь работу? Зайди к ректору! — Я зашёл в ректорский домик к Марине Юльевне Хмельницкой. Так после полугодового безделья возникло слово КАЛУГА, о которой не имел ни малейшего понятия. Мне дали телефон директора театра и сказали, что «им» нужен режиссёр.

Позвонил.

Женский голос сказал: «Приезжайте».

Всё просто — от Киевского вокзала ходит автобус.

И я поехал по незнакомой мне Киевской трассе.

В дороге прочёл про какой-то уникальный Каменный мост.

И это, собственно, было всё, что я знал о Калуге, въезжая на дамбу и впервые видя Калугу с этого уникального ракурса.

На вопрос, где театр, водитель буркнул: «Сами увидите», и высадил меня на площади у какого-то универмага. Оглянулся и… Вот это действительно «спиной к событию». Я же приехал после двухэтажного Тверского театра юного зрителя и разных московских подвальных площадок. А тут… Зачем это? Зачем это громадное самодовольное здание, в котором и без меня «жить хорошо»?

Подошёл к репертуару и увидел, что если у МХТ своими авторами были там Чехов, Горький, в крайнем случае, Булгаков, у Таганки — Трифонов, Абрамов, Б. Васильев, то у Калужского театра тоже был «свой» автор, чьих произведений в репертуаре театра я насчитал целых три. Это был неизвестный мне драматург — некто Г. Скоков. Как неудобно, подумал я, надо почитать! Зашёл на вахту, сказали: «Ждут». Поднялся к директору, зашёл в приёмную и остановился ещё раз. Знал, что театральные стены расписываются разными именитыми талантливыми гостями… А тут все стены были оклеены календарями с кошками. И все эти кошки смотрели на меня. Прошёл через кошек к директору. И Валентина Алексеевна подтвердила, что есть ставка режиссёра-постановщика. Тут я обнаглел и сказал, что я не один, а «с мальчиком». С художником Сергеем Рябининым, у него своя мастерская в Москве, и работать он будет там (врал я вдохновенно), а в театр будет приезжать только для сдачи эскизов и чертежей. Серёга же в это время жил и работал сторожем на стройке Международного центра Мейерхольда».

«Маргарите хотелось читать дальше, но дальше ничего не было…» Однако нам, в отличие от героини Булгакова, нет причины плакать — текст растет из-под рук мастера, как ветки дерева под дождем, к его январскому юбилею крона зашумит цветами и листьями!

А мы тем временем будем выспрашивать для вас детали житья-бытья, «выдергивать по нитке» из той судьбы, которая дала материал, чтобы воплотить образы Гоголя и Ростана, Сервантеса и Толстого, Чехова и Окуджавы.

(Окончание)