Опавшие листья

Передо мной старая фотография примерно семидесятых годов. Коллектив газеты «Знамя» в канун Первомая. Бекасов, Иванов, Щеглов, Шедвиговский, Свиридов, Шапкин… Никого из них нет в живых.

Почти каждый, кого заснял знаменский фотограф, — ярчайшая личность, мастер пера высочайшей пробы. Поколение журналистов, чей почерк, манера работы ушли безвозвратно. Нет теперь такой журналистики.

Василий Иванович Шапкин в «Знамени» — с 1955 года. Он был моим коллегой по тематике — оба освещали культуру. Но наши взгляды были абсолютно противоположны: если Шапкин хвалил театральную премьеру, я ругала, и наоборот.

Было в далекие семидесятые годы такое замечательное мероприятие — раз в неделю устраивать общественный кинопросмотр. Существовала специальная комиссия (партийные работники, преподаватели вузов, директора кинотеатров, журналисты), которая с девяти часов утра и до вечера в крохотном зальчике облкинопроката смотрела советские, зарубежные, короткометражные, документальные фильмы. Потом — обсуждение, которое подразумевало добро на ту или иную ленту.

Шапкин обожал довженковские картины, а моими кумирами были Бергман и Антониони. Помню, после просмотра «Сталкера» А.Тарковского знатоки долго спорили. Я молчала по причине, что… ничего не поняла. И вдруг мне Шапкин шепчет: «Ерунда какая-то. Что скажешь?» Я дипломатично промолчала — очень хотелось сойти за умную.

В один из юбилеев газеты мы опубликовали оригинальную анкету, где было всего три вопроса: ваш успех, ваш провал, ваше спасение. Вот как ответил Шапкин:

1. Успехов за собой не числю. Но, надеюсь, могу не краснеть за книжку «Калужская орбита космонавтов», серию документальных рассказов о войне «Оккупация» и ряд очерковых циклов.

2. За более чем 45-летнюю журналистскую практику как можно без провалов? И наказывали, и выговаривали, правда, до «последних предупреждений» дело не доходило.

3. К этому вопросу в шутку относиться нельзя, а всерьез на него не ответишь. Потому что это и друзья (которых, к сожалению, с каждым годом все меньше), это и работа, и семья, и шесть соток зелени и свежего воздуха.

В начале марта у Шапкина был день рождения. И по всему этажу плыл запах первых свежих огурцов. Застолья Василий Иванович недолюбливал. А нам, наоборот, хотелось побольше пошуметь, повеселиться, плюнув на работу. Новорожденный между тем, сдвинув на край стола бутерброды и селедку, затевал с Золотиным очередное шахматное сражение.

Как-то я сказала Шапкину: «Вы — молодчина! Написали столько книг. Успели положить на бумагу то, что было самым ярким в вашей жизни». Он хмыкнул: «А сама что ж?» И вдруг неожиданно: «Хотелось бы еще знать, кто все это прочтет. Может случиться, что — никто. Другой век на дворе. Читателей все меньше. А писателей… Да какие мы писатели! Мы — опавшие листья…»

Как всегда, я спорю с Шапкиным: листья по осени опадают — это точно. Но весной снова крона зеленеет. То, что написано, может быть, прочтут наши дети или внуки или их друзья. Хотя, что это я? Теперь ведь все газетные очерки и информации выкладываются на сайты. Туда может заглянуть наша молодая поросль. А написанное и изданное старыми мастерами пера неужели осталось за кадром?

Автобиографические заметки Шапкина «Путешествия на край земли» (под названием «Оккупация») мы публиковали в «Знамени» в 1995 году. Тогда они были отмечены Союзом журналистов России как лучшая работа года. Но многие свои очерки он был не склонен отдавать в печать. Писались они для себя, как говорится, «в стол», и он смотрел на них как на своего рода тренировку памяти или гимнастику ума.