Время быстрых решений

В зоне проведения спецоперации тысячи людей оказались в качестве добровольцев. Им небезразличны судьба и будущее страны. Среди них и инженеры, и медики, и полководцы, и общественники. Один из них — представитель Калужского областного парламента Дмитрий Афанасьев.

Вернувшись на короткую побывку, он поделился с корреспондентами «Знамени» своими наблюдениями о поведении противника и развитии сферы использования беспилотников.

— Дмитрий, вы только вернулись, о чем думали в дороге?

— Когда домой едешь — всегда радостно. Тут же тоже постоянно какие-то события происходят. По дороге туда — наоборот. Есть время подготовиться к тому, чем предстоит заниматься: что-то в порядок привести, оптимизировать, поменять. Так что дорога — время эффективное. Поток информации постоянный с учетом работы с квадрокоптерами.

— А какие проблемы возникают в этой сфере?

— К примеру, сейчас стоит вопрос: дрон висит в воздухе, снабженный боеприпасами, и вдруг падает вниз. Таких вопросов много. Чем опытнее человек, тем проще: он сам где-то что-то посмотрит, почитает зачастую. А сейчас же беспилотные объекты нужны всем, даже самым мелким подразделениям. И пулеметчикам, и артиллерии, и штурмовым отрядам. Это одномоментно стало нужно везде, а людей-то не обучали. Кто-то сам по себе больше продвинут, кто-то меньше. Молодежь это хорошо принимает. Тут сказываются и многие часы игры на компьютерах. Казалось бы, в обыденное время прожигают свою жизнь, тратят ее на зависание в игрушках. А в нынешней экстраординарной ситуации это оказалось во благо. Людям же, которые только обучаются этому, сложнее. Им вручают летательный аппарат и говорят: разберешься. А нужно найти время, чтобы это сделать, но его практически нет — задачи сыпятся одна за одной.

— Есть ли сейчас «голод» в сфере БПЛА?

— Отчасти. Нужна практика их боевого применения, а она только нарабатывается. К примеру, упал дрон при вот таких условиях, и мы уже понимаем, что он в таких случаях выходит из строя. Или противник начинает использовать спуффинг (подмена данных) массово, и беспилотники улетают. У кого-то получилось обойти, и мы тут же начинаем разбирать — что сделал, как боролся. Эту информацию обрабатываем и передаем тем, кому она нужна. Этот информационный обмен растет. Именно он помогает сохранить жизни людей.

— На ваш взгляд, что способствует росту эффективности?

— Для этого нужны две составляющие. Боевая слаженность, как в оркестре, когда каждый играет свою партию, но в одном общем произведении. И если люди знают каждый свою часть, то получится шедевр, в противном же случае будет сыграно жалкое подобие. А военные действия — это командная игра. Тут от планирования до завершения операции все должны понимать, что делают, и быть на своих местах. Второй фактор — люди.

— Немало было разговоров о том, что у нас на уровне среднего звена командования не было должного взаимодействия. На ваш взгляд, это учтено?

— Координация взаимодействия улучшается постоянно, как и связь. Есть и опора всего театра военных действий — линия обороны. Ранее, по личным наблюдениям, были разрозненные блокпосты, укрепления, а сейчас она сплошная. Отталкиваясь от взгляда на нее, понятно, что сзади крепкий тыл. При прорывах и возможном вклинивании противника как историк скажу — дальше ему идти бессмысленно. Особенно при отсутствии каких-то обводных операций и помощи с флангов. Вот за счет этой сплошной обороны есть и опора для улучшения и повышения эффективности. Ошибки летней операции учтены.

— Когда смотришь видео с пленными, складывается впечатление, что они и правда видят в нашей стране вселенское зло и реально не понимают сложившейся ситуации?

— Все начинается с образования. Когда был в Харьковской области с гуманитарной миссией, всегда старался спросить об этом. Ответы были страшные: 7 — 8 классов, дальше не учился, школу посещать необязательно. Наш противник наивно предполагает, что у них европеизированная страна, и идет в этом направлении. В то время как в действительности уровень образования и медицины у соседей понижался. Со стороны это хорошо видно. Они верят в дикие легенды про укров. Одно время еще думал — ну, может, с нашей стороны постарались. Но потом своими глазами увидел учебники, в которых это есть. И они верят. Легко же поверить, когда нет образования. Дальше — земля плоская. Чем проще воспринимается мир, тем все однозначнее. И это явный признак подготовки целой страны к работе в Европе в качестве обслуги. Зачем им учиться?

— Это же хотели сделать и с Россией?

— Да. Какие-то системы внедрить, которые работают на благо создателей, а не пользователей. И это видно — населением соседней страны управляют, и весьма эффективно. А ведь в советские времена это был один из крупнейших центров самолетостроения, танкостроения, обучения инженеров и медиков. Куда все делось? Это результат понижения самого образования и его доступности.

— А у нас сейчас речь идет об импортозамещении. Множество сил положено в этом направлении. Приходилось ли уже пользоваться отечественными БПЛА?

— Мы живем в глобальном мире, и в любом случае от экономической географии не уйти. То, чего нет для самодостаточности, мы просто сейчас восполняем. Те же БПЛА начали строить и в России, но пока они требуют доработки. Главное при их создании и разработке — не скатываться в потемкинские деревни.

— Говорят же, что война — это большой испытательный полигон?

— Отчасти. После военных конфликтов всегда наступает технический прогресс. Высвечиваются какие-то недоработки и недочеты. И они видны всем, не только специалистам. А такое заставляет очень многих сконцентрироваться. Время сейчас быстрое, и, возможно, вскоре мы увидим свои серийные беспилотники.

— В вашем подразделении битвы дронов были?

— Подобное видел в интернете. В реальности очень трудно понять, чей именно дрон, который ты видишь. И его пилот тебя не видит. Тут может получиться любое сочетание. Нельзя на 100% сказать, что тебя атакует противник. Но однозначно, что он использует БПЛА больше. У них подвески есть различные. Они подлетают к нашим летательным аппаратам — поражают пропеллеры. Мы видим, как они работают, модернизируем эти решения и выдаем какие-то свои системы. Но главное, что мы догоняем противника в этой сфере.

— Насколько догоняем?

— Могу сказать, что на отдельных участках господство какое-то у них есть, а в целом уже нет. Этот вопрос решается, и эффективно. Количественно у них больше выбор и запас БПЛА. А нас выручают смекалка и какие-то неожиданные решения, которые позволяют сохранить и машину, и бойца. И такие удивительные иногда коллективные интеллектуальные решения. И это же тоже есть в истории — о полете в космос люди задумывались, когда страна чуть ли не разваливалась и шли войны.

— Тогда были кружки и секции, а сейчас так много игр, что есть даже конспирологическая версия о том, что знаменитая стрелялка «Танки» была создана для подготовки массы операторов бронетехники.

— Доля шутки в этой шутке есть. Но не зря же педагогика говорит о том, что нет лучшей формы обучения, чем игра. И это очень мощная форма воздействия. Помимо того, что человек готовится к тому, что его будет окружать, так он еще многому учится. Это же сетевые игры. Тут и взаимодействие с людьми: чаты, переписка, микрофон. Многозадачность. И она становится преимуществом молодежи. Людям нашего поколения усилий для обучения нужно больше. Были у меня и из других стран ребята на обучении. С ними сложнее — языковой барьер мешает.

— Какими языками обогатились?

— Вообще самый универсальный язык — нецензурный. Зря смеются над тем, что он самый доходящий. Реально доносится сразу же мысль. Но стараюсь его не использовать, так как здесь важна и духовная составляющая. Это палка о двух концах. Оно и мысль доносит, и в то же время порождает духовную слабость. Мне некомфортно им пользоваться. Вообще, все действия с молитвы начинать стараюсь. Военные со мной не согласны. Но прошу не материться при мне и не курить. Запретить не могу, а повлиять — да. Прислушиваются — отходят.

Фото из личного архива Дмитрия АФАНАСЬЕВА.