«Дорогая моя»

Мы виделись всего один раз. Но я была очень маленькая, а она — очень старенькая. И поговорить не смогли. Поэтому для меня она такая, какой ее запомнили мои мама и бабушка. 

«Сдала!»- выдохнула третьекурсница Ленинградского педагогического института имени Герцена Лида Панфилова, получив оценку по последнему экзамену летней сессии. Это были основы марксизма-ленинизма. Важный предмет на родном истфаке. И было это 23 июня 1941 года, и на душе была не радость, а тревога. Война. Реальная. Не из учебников. В Ленинграде она одна. Родители в родной Вязьме. Но туда уже не добраться. Да и надо ли? Ведь она нужна здесь. Не зря посещала курсы медсестер запаса. По приказу Сталина они были обязательными для всех девушек-студенток. В августе предстояло сдать выпускные экзамены. Но тут уже не до теории — практики хоть отбавляй.

Устроилась в госпиталь, который обустроили в школе на улице Восстания. Ухаживала за ранеными. Их было очень много. Койки приходилось ставить в коридорах и на лестничных клетках. Операционная — в подвале, в классах — палаты. Раненых много, а значит, и работы тоже. А вот еды с каждым днем все меньше. Чаще всего ночевала в госпитале. Он теперь как дом, а коллеги — семья. Когда у Лиды пропала продовольственная карточка, ее целый месяц поддерживали всем миром, кто чем мог. Не дали умереть от голода. Знали, что у девушки в этом городе больше нет никого. А карточку украла подружка. Потом, уже перед смертью, покаялась. А умерла она от голода, ирония судьбы. Украденное не помогло.

Голод, холод, артобстрелы. Хорошо, что госпиталь уцелел. Местный мастер притащил маленький генератор. Так что были со светом, врачи могли спокойно оперировать. Чтобы поддерживать раненых, поили их хвойными отварами. Елки — военные витамины. Чтобы согреть здание, жгли все, что горело. Но только не книги. От школы осталась библиотека. Ее никто не тронул.

А еще запомнился запах настоящей еды. Его этой первой, самой суровой, блокадной зимой, почувствовала лишь однажды. Земляк, дальний знакомый, пригласил в гости. Он работал интендантом, и в его семье на обед было первое, второе и компот. Хозяева тогда не на шутку испугались, что их молоденькая гостья умрет от переедания. А чтобы раненые не погибли от голода, весной начали обустраивать приусадебные участки. Эти овощи потом здорово помогли. Но урожая Лида уже не дождалась — в августе 42-го ушла на фронт. Ленинградский.

Попала в инженерно-саперную бригаду. Санинструктором. Здесь уже будни не трудовые, а боевые. Тяжелые. Очень. В бой идут молодые, здоровые ребята. Потом некоторых, уже раненных, Лида тащит на себе. Перевязывает, подбадривает. Самой тоже без поддержки и защиты тяжело. И они пришли в лице Сергея Дмитриева.

Он старше на шесть лет, но почти как на целую жизнь. Воюет с 39-го. Сначала с белофиннами, теперь вот с немцами. Опытный боец. Но такой трогательный ухажер. Когда в 43-м при прорыве блокады Лиду ранило в ногу, именно Сергей первым прибежал к ней в госпиталь. Это все и решило. Когда смогла вернуться в строй, расписались. Прямо в окопе. Командир части поставил свою подпись.

Такой вот военно-полевой роман. Они еще год воевали бок о бок. Освобождали хоть и не родной, но такой любимый обоими Ленинград. После полного снятия блокады погнали фашистов к границе, но далеко не ушли. В Середкинском районе тогда еще Ленинградской, а ныне Псковской области 21 и 22 февраля шли ожесточенные бои. Немцы хорошо укрепились, выбить их было непросто. Сергей Дмитриев тогда командовал отделением. Восемь саперов должны были протащить два противотанковых орудия на огневые позиции, а каждое весило полторы тонны. Полкилометра по снегу, под постоянным обстрелом. Четверых убило практически сразу. Оставшиеся в живых поставленную задачу выполнили: орудия дотащили. Только сами не выжили.

Лида тоже была в том бою. Вытаскивала раненых. Уже привычное занятие. И вдруг один из бойцов шепчет страшные слова. Они уже на всю жизнь остались с ней — как звук набата. «Лида. Там….. Сергей». Ребят похоронили. И снова в бой. Лида вытащила тогда более 10

бойцов, в том числе офицера. Ее наградили медалью «За отвагу», а Сергея -орденом Красной Звезды. Посмертно.

А через полгода у Лиды родилась Надежда. В роддоме тогда загадали: если родится девочка, значит, война скоро кончится. Шел июль 44-го. Как же тогда все радовались появлению Наденьки! Жаль, что папа Сережа ее не дождался.

Лида так и осталась на всю жизнь бойцом. Всегда была готова дать отпор любым трудностям. Она все же закончила свой институт и посвятила педагогике более четверти века. Преподавала историю, была директором сначала детского дома, потом школы. С той первой блокадной зимы сохранила любовь к хлебу. И даже в мирное, благополучное, время, никогда не выбрасывала ни кусочка. И никому в своем доме не разрешала этого делать. Любила рассказывать внукам о подвигах. Но не своих. О войне говорила редко. Хотя раненная в 43-м нога постоянно о ней напоминала.

Жаль, что мы встретились с ней лишь однажды. Иногда представляю, как сели бы поговорить. Я — уже не слишком маленькая, она — не слишком старенькая. Я бы тогда сказала: «Дорогая моя прабабушка Лида. Мы нашли могилу твоего Сережи. И даже съездили на нее. А еще каждый год 9 мая вы с прадедушкой вновь в строю — теперь уже «Бессмертного полка». А у бабушки Нади уже несколько лет сильно болит нога. В том месте, где у тебя была боевая рана. Моя мама очень любит черный хлеб. И никогда не выбрасывает недоеденные кусочки. И никто в нашей семье хлеб не выбрасывает. Никогда».

Фото из архива автора.