Не было бы счастья…

Прокручивая в памяти, словно старые ленты кино, события тех давних тревожных дней, Любовь Кирилловна Саушкина опять и опять ловила себя на мысли, что, наверное, судьбе было угодно так устроить ее жизнь. Не случись того, что случилось, жизнь могла бы сложиться совсем по другому сценарию. А другого ей не надо. Она содрогается при мысли о том, что не попади тогда Виктор к ним в хирургию с травмой, они бы могли и не встретиться. Вот уж поистине, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Обычный, казалось, больной, каких она, медицинская сестра хирургического отделения Мещовской районной больницы, повидала немало. Тяжелый, правда, очень. Все за него волновались и переживали, а Люба — особенно. Что-то зацепило ее в этом парне. Открытый, участливый, с добрыми глазами. Превозмогая боль, всегда старался улыбнуться медперсоналу. Любу так и тянуло в палату, где он лежал. И она всякий раз находила повод, чтобы лишний раз заглянуть туда, узнать, как заживает рана, как настроение, поддержать.

Виктор встречал ее радостным пронзительным взглядом, от которого у нее мурашки разбегались по всему телу. «Если существует любовь с первого взгляда, то это она и есть»,- думала про себя. А он ломал голову над тем, почему все время думает об этой девушке.

В декабре 1995 года все это произошло, а 13 февраля 1996-го они с Любой поженились, вовсе не испугавшись рокового числа. Не верят они в приметы. Жили очень хорошо, удивлялись, что столько много у них общего. Оба мечтали о детях. Но по состоянию здоровья у Любы их быть не могло. А без детей, считали Саушкины, семья вроде как и не семья. Решили взять ребенка из детского дома. Они уже консультировались у специалистов органов опеки и попечительства, им уже назвали адрес детского дома, куда собрались ехать, чтобы посмотреть детей. И тут случилось совершенно неожиданное и невероятное.

— Этот день, 16 апреля 2006 года, я никогда не забуду, — рассказывает Любовь Кирилловна, — он перевернул нашу жизнь, сделал нас по-настоящему счастливыми. Я была на дежурстве, когда в нашей больнице появился на свет мальчик, и мне сказали, что мама отказалась от него. У меня в душе поднялась какая-то буря, эмоции захлестнули. С одной стороны, я жутко злилась на ту женщину, что дала жизнь крохотному человечку и тут же сделала его сиротой. С другой — мною овладевало страстное желание что-то сделать, чтобы помочь малышу, отговорить непутевую мамашу от необдуманного страшного поступка. Надо быть безумной, чтобы отвергать его. 

Любовь Кирилловна долго не могла успокоиться. Пробовала поговорить с несостоявшейся мамой. Бесполезно. А потом бережно взяла на руки плачущий беззащитный комочек, прижала к себе и поняла: не отдаст его никому!

Вот так и пришел в жизнь Саушкиных их сын. Имя ему дали Кирилл, в честь отца новоиспеченной мамы.

Когда супруги, совершенно обалдевшие от счастья, покидали больницу с живым нарядным свертком (Любовь Кирилловна не выпускала его из рук, а папе тоже не терпелось хотя бы подержать минуточку), у нее на языке вертелась фраза: «…Есть в природе знак святой и вещий, ярко обозначенный в веках: самая прекрасная из женщин — женщина с ребенком на руках!..». Она была вне себя от радости и гордости.

— Кирюшенька, сыночек мой родной, — повторяла, внимательно вглядываясь в маленькое личико, рассматривая симпатичный носик, хорошенькие губки, четко очерченные бровки. — Какой же ты у меня красавец, глаз не оторвать!

Вместе с малышом поселились в доме и тревога, и страх. Особенно волнительно было, когда ребенок заболевал. И это несмотря на то что мама — медик. Но она очень боялась, что вдруг делает что-то не так. Консультировалась с другими мамами, врачами. Те ей объясняли, что все в порядке, что все дети болеют, бывает, не спят по ночам. От этого никуда не денешься. А Любовь Кирилловна все равно была как натянутая струна. И отпускало ее только тогда, когда сын выздоравливал, улыбался, гулил…

А потом у него стали резаться зубки, затем он произнес первое слово, сделал первый шаг. Как интересно все это наблюдать, помогать малышу расти, познавать мир! «Господи, — думала Любовь Кирилловна о его биологической маме, — она же глупая, даже не представляет, какого счастья себя лишила».

Кирюша подрастал, все больше наполняя дом Саушкиных светлой радостью. Они задумались еще об одном ребенке. Полгода общались с мальчиком Юрой, очень непростым, болезненным. В три с половиной года он почти не разговаривал, ничего не знал, не умел.

— Вот мы его и научим, — сказал как отрезал Виктор Васильевич, — он ведь к нам уже привык.

— Разве я против? — удивилась Любовь Кирилловна. — Мы же тоже к нему привыкли.

Так Саушкины дали шанс маленькому Юре обрести свой дом, семью, стать любимым и родным. 

(Окончание следует.)